Ричард Львиное Сердце. Король-рыцарь

Флори Жан

А Ричард, практиковал ли он сам когда-нибудь эту «пощаду»? Примеров этого у нас нет. Некоторые случаи «милосердия» короля, упомянутые хронистами, не могут быть причислены к этой теме. Они говорят о «жалости» короля по отношению к дочери Исаака Комнина, проигравшего «императора» Кипра, который, почувствовав свое поражение, вышел из крепости и направился к королю, чтобы сдаться. Ричард довольствовался тем, что отправил его дочь к королеве Беренгарии в плен, как это было предусмотрено в предыдущих соглашениях, нарушенных Исааком^{17 [958]} .

958

17 Hoveden, III, 110-111. Ambroise, v. 2065, добавляет, что эта девушка «очень прекрасная и совсем юная» была послана королевой для получения инструктажа.

Более поздняя легенда, переданная Матвем Парижским, свидетельствует о более характерном знаке милосердия Ричарда по отношению к изгнанному рыцарю. Он рассказывает, как один английский рыцарь из Нью-Фореста, который довольно давно взял привычку незаконно охотиться в королевских лесах, был схвачен на месте преступления и приговорен к изгнанию королевским судом. Этот закон, карающий всех виновных в преступлении на охоте, изданный Ричардом, был более милосердный, чем его предшественников — до него нарушителям выкалывали глаза, их кастрировали или отрезали ногу или руку; но король посчитал нечеловечным то, что люди калечат Божьи создания. Он приказал, чтобы

карали виновных тюрьмой, или изгнанием из Англии или Гаскони, или даже штрафом, но без нанесения увечий. Воин был изгнан вместе со своей женой и детьми и должен будет просить милостыню, чтобы прокормиться. Решив однажды воззвать к милосердию Ричарда в Нормандии, он его встретил утром в церкви, где он слушал мессу. Он вошел, дрожа, но не осмелился подойти к королю, так как едва ли у него была человеческая внешность по причине его большой бедности. Он начал неистово молиться перед распятием, чтобы Бог помирил его с королем. Король услышал его молитвы и слезы, увидел, что он искренен в своем раскаянии, и это вызвало его восхищение. Он приказал привести воина и спросил, кто он такой. Тот назвал себя преданным человеком, как это делали его предки, и рассказал свою историю и причины своих просьб. Король спросил его: «Ты сделал в своей жизни что-нибудь такое же хорошее, как и это раскаяние перед распятием?» Воин рассказал, откуда ему пришла такая набожность. Ее причины восходили к давнему событию. Его отец и другой рыцарь поссорились; второй убил первого, когда рассказчик был еще совсем молодым. Ребенок-сирота решил отомстить за отца и убить этого убийцу, но безуспешно, так как тот скрылся. Наконец, в один день пасхальных праздников, став в свою очередь рыцарем, он встретился с ним один на один. Он вытянул меч, чтобы убить его, но тот спрятался за крестом на камине, так как он постарел и не мог защитить себя должным образом. Он заклинал его во имя Господа нашего не лишать его жизни; он торжественно поклялся заплатить капеллану за то, чтобы он помолился за спасение покойного. Взволнованный, разжалобившийся рыцарь вложил меч обратно в ножны и отказался убивать его. Так благодаря благоговению перед распятием он простил убийце смерть своего отца. Ричард высоко одобрил, похвалил поведение рыцаря и сказал ему: «Ты поступил мудро, так как распятие тоже услышало твое раскаяние». Потом он подозвал своего канцлера и приказал составить грамоту, по которой воин был бы восстановлен на своей земле и в своем статусе. Автор делает вывод: «И это милосердие, которое проявил набожный король Ричард и в других случаях, мы на это надеемся, спасло его от опасности приговора и мук»^{18 [959]} .

959

18 Mathieu Paris, III, 213-215. Тот же текст Roger de Wendover. Flores Historiarum / Ed. H. G. Hewlett. London, 1886-1889. T. III. P. 21-25. Франц, перевод Arbellot F., op. cit. P. 206.

Эта история является, прежде всего, примером славы распятия, культ которого начинает распространяться в эту эпоху. Она, во всяком случае, является характерной для нравов и религиозных чувств, которые Церковь пытается привить, а также примером великодушия и сострадания Ричарда, способных уберечь его в ином мире от наказания, как возмездия за грехи.

Среди грехов, в которых упрекают короля Англии, фигурируют на видном месте, наряду со страстью к роскоши, гордыня, алчность и жестокость. Рауль де Коггесхолл, пересказывая смерть короля в 1199 году, описывает в нескольких строчках его карьеру и его несбыточные мечты о наследнике трона. Увы! Ричард принадлежал к «огромной толпе грешников», так что даже его похвальное желание отправиться освобождать Иерусалим было преисполнено гордыней, роскошью и суетной растратой богатств. Достигнув вершины славы, он не сумел остаться скромным в победе и еще больше предался греху, с сердцем, . переполненным . гордыней, алчностью, кровавой дерзостью и жестокостью:

«Он не понял, что своей победой он обязан Господу, не засвидетельствовал Спасителю свою признательность и не исправил в своей душе отходящие от норм нравы, которые он принял во время бурной юности. С возрастом он становился таким жестоким, злоупотребляя этим, что обо всех действиях, достойных уважения в начале его правления, все забыли»^{19 [960]} .

К счастью, добавляет он, несколько хороших поступков (паломничество на могилу святого Эдмунда, набожность и постоянное присутствие на мессах, милостыня бедным и т. д.) и особенно, в конце жизни, его искренняя исповедь и его покаяние в прошлых ошибках, которые, может быть, обеспечат ему Божье радушие и смягчение заслуженного наказания.

960

19 Coggeshall, 90.

Другие хронисты также упрекают Ричарда в бесполезной жестокости. Для Гервасия Кентерберийского, именно эта крайняя жестокость толкнула баронов Аквитании на восстание против него и на присоединение к его брату Генриху и помешала Генриху II пойти в крестовый поход^{20 [961]} . Геральд Камбрийский принимает эту ошибку, но считает обвинений несправедливым, так как его бешенство и дикая жестокость исчезли, как только в Аквитании прекратились беспокойства. Ричард стал мягким и добродушным, находя нужное равновесие между строгостью и чрезмерной снисходительностью^{21 [962]} . Тот же Геральд говорит по поводу причины смерти короля, что он погиб от стрелы, выпущенной из арбалета, «которым он слишком часто жестоко злоупотреблял»^{22 [963]} . Нам не известно точно, на какие события он намекает. Хронисты описывают много случаев жестокого использования оружия, которое могло лежать в основе этого общего суждения. Вряд ли речь здесь идет об одном христианине, который отрекся от веры и был взят в плен вместе с двадцатью четырьмя турками; чтобы наказать вероотступника, «король приказал поставить его напротив лучников и проткнуть его стрелами»^{23 [964]} . Отступника вряд ли кто-то будет жалеть.-Рауль де Коггесхолл, тему которого продолжил Матвей Парижский, рассказывает, как один шпион короля Англии однажды ночью заметил посланников Саладина к герцогу Бургундскому, которые несли ему богатые подарки — пять верблюдов, нагруженных золотом, серебром и шелковыми тканями. Он засел в засаде с несколькими рыцарями, схватил мусульманских посланников на обратном пути и доставил их пленными к королю Англии. Один из них, подвергнутый пыткам, признался во всем, что Саладин приказал сказать и отдать герцогу Бургундскому. Наследующий день Ричард вызвал к себе герцога и предложил ему пойти на Иерусалим, на что тот ответил отказом. Тогда Ричард обвинил его в предательстве и в качестве доказательства упрекнул его в подарках, полученных от Саладина. Герцог все категорически отрицал. Тогда Ричард позвал своего шпиона и пленных посланников, которые раскрыли всю правду к большому стыду герцога Бургундского. Потом король приказал своим слугам пронзить стрелами посланников Саладина на глазах у всей армии. Армия, добавляет он, «сильно удивилась такому акту жестокости, так как она не знала, что сделали эти люди и откуда они пришли»^{24 [965]} . Однако в данном случае речь идет о точных и ограниченных «уничтожениях», к тому же осуществленных на «неверных» во время крестового похода, и маловероятно, что эти действия вызвали сильное осуждение. Еще меньше они могли оправдать обвинение против Ричарда в момент его смерти: несмотря

на личное, довольно частое, использование арбалета, ничего не позволяет нам утверждать, что Ричард мог быть главным ответственным за массовое использование этого оружия в конфликтах между христианами Западной Европы, вопреки официальному запрету на его использование (так же как и лука) Вторым Латеранским собором в 1139 году^{25 [966]} .

961

20 Gervais, I, 82, 325.

962

21 Giraud le Cambrien, de principis instructionne, 105-106, 197.

963

22 Giraud le Cambrien, de principis instructionne, III, 30.

964

23 Hoveden, III, 180.

965

24 Coggeshall, 37-41, Mathieu Paris, II, 385.

966

25 Отметим мимоходом, что этот запрет распространялся ие только на использование арбалета, но также и лука; «Мы запрещаем под страхом анафемы, чтобы это смертельное искусство, ненавистное богу, было практикуемо в будущем лучниками и арбалетчиками против христиан и католиков», канон 29 Второго Латеранского собора. Текст в: Les conciles cecumeniques: les decrets. T. II, 1: Nicee z Latran V / texte et trad., ed. frangaise sous la dir. de A. Duval et al. Paris, 1994. P. 445. Существует некоторое сходство с синодальными актами 1097-1099 гг., хранящимися в Риме, ср. Acta pontificum romanorum inedita, II: Urkunden der Papste (1097-1197) / Ed. J. von PflugkHarttung, Stuttgart, 1884 (Reprint, Graz, 1958). P. 168; но здесь речь идет о возможной ошибке в авторстве, так как этот текст сильно отличается от канона Латрана II и не мог ему предшествовать, как это хорошо показал Ch. Hefele. Voir Hefele Ch., Leclercq H. Histoire des conciles. Paris, 1911. T. V. P. 454.

Обращение с пленниками

Возможно, этот упрек в чрезмерной жестокости вызван массовым уничтожением пленных мусульман, которое имело место по приказу короля после взятия Акры. Ответственность за это уничтожение, естественно, возложена на Саладина христианскими источниками и на Ричарда — мусульманскими источниками. Как одни, так и вторые обвиняли противоположные стороны в несоблюдении договоренностей. Все или почти все сходятся на том, что именно король Англии первым казнил своих пленников. Саладин, в отместку, поступил так же несколько позже с христианскими пленниками. Согласно Ричарду де Девизу, король Англии приказал обезглавить сарацинских пленных, за исключением одного благородного, потому что ему не удавалось получить от Саладина Святой Крест, передача которого была предусмотрена по договору^{26 [967]} . Согласно Матвею Парижскому, сарацины должны были вернуть Крест, освободить полторы тысячи христианских пленников и заплатить семь тысяч золотых безантов. Но добавляет он:

967

26 Devizes, 47.

«когда наступил назначенный день возврата, Саладин не выполнил ни одного своего обещания. Чтобы наказать их за такое нарушение договора, двум тысячам шестистам сарацинам отрубили головы. Жизнь сохранили лишь самым важным из них, которые были отданы в распоряжение королей» ^{27 [968]} .

Ригор дает другую версию событиям, но также возлагает ответственность за резню на сарацинов, которые не могли удовлетворить предусмотренные условия:

«Но так как они не могли осуществить то, что они поклялись сделать, король Англии, очень разгневанный, приказал вывести пленных язычников за город, общим количеством в пять тысяч и больше, и приказал отрубить им головы, оставив лишь самых могущественных и богатых, от которых он получил огромную сумму в качестве выкупа»^{28 [969]} .

968

27 Mathieu Paris, II, 374.

969

28 Rigord, 82, 117.

Согласно Амбруазу, Саладин нарушил условия договора и «оставил пленных погибать, не придя на помощь». Он «не выполнил свои обязательства» и вел себя «как неблагородный и презренный человек и не освободил своих людей, приговорив их к смерти; он потерял свое доброе имя, которое так уважалось»^{29 [970]} . При таких обстоятельствах Ричард принял решение казнить своих пленников: две тысячи семьсот сарацинов были выведены за город и убиты. Амбруаз радуется этому и интерпретирует это как Божью милость, как месть за полученные от этих нечестивцев удары мечом и выстрелы из арбалетов. Рожер де Ховден воспроизводит письмо короля Англии, в котором он смутно высказывает свое мнение по этому поводу. Люди из цитадели Акры, понимая, что долго они не продержатся, решают сдаться, если их оставят в живых, на что король соглашается. Но сарацины нарушили договор (по неуказанным причинам), и Ричард решился «исполнить свой долг»:

970

29 Ambroise, v. 5409.

«Итак цитадель Акры поспешила сдаться, нам и королю Франции; мы оставили в живых сарацинов, которые охраняли и защищали ее. Было даже заключено соглашение, полностью подтвержденное Саладином, согласно которому Саладин нам возвращает Святой Крест и полторы тысячи живых пленников; он сам назначил день, когда должны будут быть выполнены пункты договора. Но по истечении назначенного срока, так как договор, который они приняли, был разорван, мы приговорили к смерти около двух тысяч шестисот сарацинов, как и следовало это сделать. Но мы сохранили жизнь некоторым знатного происхождения, при помощи выкупа которых мы надеемся выкупить Святой Крест и некоторых христианских пленников»^{30 [971]} .

971

30 Hoveden, III, 131.

Рожер де Ховден, со своей стороны, дает объяснение, которое более детально, но все же остается несколько запутанным. Для него Ричард 13 августа угрожал Саладину, что отрубит головы пленным сарацинам, если он не поспешит выполнить все пункты договора. Саладин ответил в том же духе: «Если ты обезглавишь моих язычников, я обезглавлю твоих христиан» [972] . Но Саладин тянул время и не возвращал ни Крест, ни пленников, ни деньги, обещанные в обмен на жизнь своих людей. Он попросил о дополнительной отсрочке, но король отказал. Тогда 18 августа Саладин приказал обезглавить христианских пленников, а король в тот же день повел свое войско в атаку на своего противника. Узнав о массовом убийстве пленных христиан, Ричард, однако, приказал сделать то же самое с мусульманскими пленниками только через два дня, 20 августа. Эта версия, очевидно, пытается оправдать действия короля, превратившиеся в обычные «репрессии», последовавшие за казнью накануне христиан Саладином. Даже лучше: Ричард был благодушен, не торопя исполнение решения о казни, назначенной на предусмотренный день.

972

31 Gesta Henrici, II, 188.