Риф Скорпион (cборник)
Шрифт:
— Сейчас начало первого, — продолжал он. — Ты, Джордж, ступай вниз и отоспись. Мэннинг может улечься здесь, на кокпите. Первую вахту, до шести утра, буду стоять я. Когда Мэннинг сменит меня, тебе придется выйти на палубу.
Барфилд удалился вместе с саквояжем, что-то ворча себе под нос.
Когда он ушел, Баркли сказал:
— Я бы вам посоветовал больше не провоцировать его. Он весьма и весьма опасен.
Я уселся настолько близко к нему, насколько мог, не вызывая подозрений, и закурил.
— Будет ужасно, не правда ли, если он сорвется
— Зачем нам убивать вас?
— Оставьте, — сказал я. — Может, вы еще дадите мне рекомендательное письмо? Там можно было бы, например, написать: «Рекомендую вам мистера Мэннинга, единственного свидетеля того, что это мы убили Маколи, а его вдова невиновна…»
— Зачем же? — сказал он. — Вы не пойдете в полицию. Ведь на вас самом обвинение в убийстве.
Неужели он думает, что я в это поверю? Конечно, в полицию я, скорее всего, не пойду. Это мне ничего не даст, а потерять я могу все. Но куда надежней, если я буду лежать на дне Мексиканского залива на глубине двухсот морских саженей. К тому же патроны сорок пятого калибра стоят совсем недорого.
Я подвинулся чуть ближе к нему, совсем чуть-чуть, почти незаметно. И тут же глянул ему в лицо. Оно было по-прежнему невозмутимо-спокойно. Я вроде бы потянулся, а сам еще немного придвинулся к нему. Я уже мог дотронуться до него рукой.
В его глазах появилась насмешка.
— Нате, — сказал он, доставая пистолет из кармана пиджака и протягивая мне его рукояткой вперед. — Не стоит елозить туда-сюда. Несолидно как-то.
У меня аж челюсть отвисла. С минуту я пребывал в полной растерянности, потом пришел в себя и схватил пистолет.
— Вам ведь это было нужно, не так ли? — спросил он заботливо.
— Поворачивай назад к бую, — сказал я.
— Ох и любите вы театральные эффекты! — сказал он таким тоном, будто находил все это ужасно забавным.
— А ты не думаешь, что я могу тебя убить?
— По правде сказать, нет.
— Он что, не заряжен?
Совершенно обескураженный, я переложил пистолет в левую руку и передернул затвор. Просто не верилось. Пистолет был заряжен.
— Вы не спустите курок по нескольким причинам, — сказал он. — Во-первых, вам не хочется обратно в Санпорт, потому что вас разыскивает полиция. Во-вторых, я сильно сомневаюсь, что вы можете хладнокровно застрелить человека. Для этого требуется некоторая отстраненность, которой вы не обладаете.
— Ну, что дальше? — спросил я.
— Но главная причина, конечно, в том, что там, внизу в каюте, Барфилд, у него тоже есть пистолет, и он находится между вами и миссис Маколи. Стоит вам выкинуть какой-нибудь фортель, и он тут же ею займется. Если надо, он может доставить человеку массу неприятных ощущений. У него в этом прямо талант.
— Плевать я хотел на то, что будет с миссис Маколи, — сказал я.
Он улыбнулся.
— Это вам только кажется. Но при первом же ее крике все будет иначе. Не той вы закваски, чтобы спокойно слушать
— Короче, я — размазня размазней?
— Вовсе нет. Просто чтобы пойти на такое, нельзя быть уязвимым в том, в чем уязвимы вы. После той встречи на озере я провел подробное исследование вашей личности и всего, что связано с вами…
— Так вы знали, что она затевает? Поэтому вы уехали и оставили нас в покое?
— Конечно. Именно поэтому мы задали вам трепку там, на пляже, но так, чтобы не было серьезных увечий. Нам надо было, чтобы вы поскорее раздобыли для них яхту, ведь тогда мы смогли бы узнать, где прячется Маколи. Все было отлично сработано, только вот этот идиот вынудил нас убить его. Ладно, это все в прошлом. А теперь не будете ли вы так любезны вернуть мне пистолет?
У меня на лице выступил пот. Я поднял пистолет, направил его прямо в переносицу Баркли, между насмешливыми карими глазами, и снял его с предохранителя. Рука у меня сильно дрожала, «пушка» прямо-таки ходуном ходила. Стоит мне сейчас мягко нажать на спусковой крючок, и у меня будет только один противник. Он холодно наблюдал за мной. Интересно, хоть какой-то страх он испытывает? У него, похоже, нет никаких слабостей.
Палец на спусковом крючке напрягся. Вообще каждая мышца была напряжена до звона, до боли. Мне ведь все равно, что с ней случится, говорил я себе. И ругательски ругал ее про себя за то, что она жива, за то, что она здесь.
— Джордж, — тихо позвал Баркли.
Я вдруг почувствовал во всем теле жуткую слабость. И отдал ему пистолет.
— Чего? — спросил Барфилд, появляясь на лесенке, ведущей в каюту.
— Ничего, спи спокойно, старина, — ответил Баркли.
Я закурил. Руки у меня тряслись.
— Надеюсь, теперь ясно, что и как, — проворковал Баркли.
Он хотел, чтобы я осознал, что бессмысленно нападать на одного из них и отбирать у него пистолет, ведь второй при этом никуда не денется, и она будет у него в руках. Что он за человек? Он знает обо мне такое, чего я сам не знаю. Я презираю ее, может быть, даже ненавижу. Своей ложью она сломала мне жизнь. Меня просто трясет от презрения, когда я думаю о ней. И все же он знал, что, угрожая расправится с ней, надежно связывает мне руки.
Ясно, говорит? Ничего мне не ясно.
— Не стоит расстраиваться, — сказал Баркли. — На войне, в шахматах и, скажем, в теннисе принято пользоваться слабостями противника. Прием этот стар как мир. А она великолепно подходит на роль носителя. Видная дама.
— На роль носителя!
— Да, говоря медицинским языком, она — носитель вируса уязвимости, вызывающего патологические состояния. Видите ли, привязанность к другому человеку — все равно как открытая рана, стоит только тронуть легонько и вызовешь жуткую боль. Попытайтесь представить себе футболиста, который вышел играть, волоча за собой, как одиннадцатифутовый шлейф, обнаженные нервы солнечного сплетения. Не очень-то удобно. Правда? Зато соперникам это на руку, особенно если силы примерно равны.