Рифматист
Шрифт:
Джоэл вскинулся, по спине пробежал холодок.
– Ректор не давал мне гранта на бесплатное обучение? Ты выдумала эту историю, чтобы я не чувствовал себя виноватым… Ты платишь за академию из своего кармана!
– Что ты такое говоришь? – отозвалась мать, не отрываясь от работы. – Мне ни в жизнь не заработать такой суммы.
– Мам, ты почти каждый день работаешь в две смены! Ума не приложу, куда еще можно девать столько денег!
– Даже работая в три смены, я не смогу покрыть расходы на твое обучение в академии, – усмехнулась она. – Ты хоть представляешь, сколько платят другие родители?
Джоэл
Сколько оно стоит, Джоэл не знал, да и знать не хотел.
– И все-таки, куда уходят все деньги? – не унимался он. – Зачем ты работаешь сверхурочно?
– Джоэл, твой отец оставил не только семью, когда умер, – отвечала мать, не отрываясь от работы.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать, что у нас есть долги, которые нужно выплачивать, – пояснила она, надраивая пол. – Но тебе беспокоиться совершенно не о чем.
– Отец ведь был меловаром. И мастерской, и сырьем его обеспечивала академия. Как он умудрился влезть в долги?
– Поверь, способов существует множество, – отозвалась мать, с силой налегая на щетку. – Твой отец много путешествовал и встречался с рифматистами, интересуясь их работой. И билет на пружинный монорельс в те дни стоил отнюдь не так дешево, как сейчас. Плюс книги, дополнительные расходные материалы, а также бесконечные отгулы для работы над проектами, коих у него всегда было в избытке. Конечно, ректор Йорк платил ему кое-какие деньги, однако большую часть доходов он получал от источников извне. От людей, которые охотно одалживают деньги таким нуждающимся ремесленникам, как твой отец… От тех самых людей, которых просто невозможно игнорировать, когда наступает время платить по счетам.
– Сколько?
– Тебя это не касается.
– Я хочу знать.
Мать посмотрела на Джоэла, и их взгляды пересеклись.
– Джоэл, это мой крест. Я не собираюсь губить твою жизнь. Хочу, чтобы ты начал ее свободным от ошибок и обязательств своих родителей. И непременно с хорошим образованием – за это спасибо ректору Йорку. А с проблемами твоего отца я разберусь сама.
С этими словами она вернулась к работе и продолжила скрести пол, очевидно полагая, что разговор окончен.
– А над чем отец работал? На что он тратил все свободное время? – спросил Джоэл, с остервенением бросаясь тереть камень. – Должно быть, он сильно верил во что-то, раз так рисковал?
– Большинство его теорий для меня так и осталось загадкой, – отозвалась мать. – Ты же помнишь, как он носился со своими идеями… Часами мог талдычить про процентное соотношение материалов в мелках! Он всерьез полагал, что сможет изменить своими мелками мир! И я верила ему, и Мастер мне свидетель.
На арене воцарилась тишина, только щетки шкрябали по каменному полу.
– Твой отец спал и видел тебя студентом Армедиуса, – тихо произнесла мать. – Он стремился разбогатеть, чтобы оплатить твое обучение в академии. Думаю, именно поэтому ректор Йорк позволил тебе учиться здесь бесплатно.
– Из-за этого ты так злишься, когда
– Отчасти… Ох, Джоэл, Джоэл… Разве ты не понимаешь? Я просто хочу, чтобы ты жил лучше нас. Твой отец… он стольким пожертвовал. Возможно, ему удалось бы преуспеть, и мы бы наконец зажили как нормальные люди… Если бы не эти треклятые исследования, отнявшие у него жизнь!
– Так ведь отец погиб от несчастного случая на пружинном монорельсе, – поднял голову Джоэл.
Мать ответила не сразу.
– Да, именно это я и хотела сказать. Когда он отправился в путешествие, чтобы поработать над своим очередным проектом, поезд сошел с монорельса. Если бы не это исследование, он был бы сейчас жив…
– Мам, – Джоэл посмотрел на нее. – Папа точно погиб от несчастного случая на монорельсе?
– Джоэл, ты же сидел у больничной койки отца, когда он умирал!
Джоэл нахмурился, но тут с матерью было не поспорить. Факты говорили сами за себя. Он хорошо помнил стерильную больничную палату, суетящихся вокруг людей в белых халатах, которые пичкали отца всевозможными медикаментами и пытались собрать его раздробленные ноги. Помнил Джоэл и вымученный оптимизм на лицах людей, твердивших, что отец обязательно выкарабкается. Они знали… Сейчас-то Джоэл понимал, что все они – и мать в их числе – уже тогда знали, что отец умрет. Только восьмилетний Джоэл надеялся и верил, нет, он был даже убежден, что отец непременно очнется и поправится.
Несчастье случилось третьего июля. Весь следующий день – а это было четвертое июля, день инициации, – Джоэл провел у больничной койки. Внутри все сжалось, когда он вспомнил, как держал отца за руку до последней минуты.
Несмотря на бесчисленное множество молитв, прочитанных Джоэлом в тот день в больнице, Трент в сознание так и не пришел.
Джоэл осознал, что плачет, лишь когда о черный камень разбилась слеза. Он быстро вытер глаза. И кто сказал, что время лечит?
Широкое добродушное лицо отца с улыбчивым взглядом из памяти Джоэла отнюдь не истерлось. Он помнил его хорошо, и от этого было еще горше.
– Может, мне и в самом деле не мешает поспать, – сказал Джоэл, поднимаясь на ноги и опуская щетку в ведро.
Он поспешил отвернуться, чтобы мать не заметила слез.
– Для тебя так будет лучше всего, Джоэл…
Юноша уже направлялся к выходу, когда мать окликнула его.
– Джоэл!
Тот помедлил.
– Тебе не о чем беспокоиться… Я имею в виду деньги. У меня все под контролем.
«Ну да… – подумал Джоэл. – Под контролем! Сначала ты убиваешься на работе, а затем изводишь себя пустыми тревогами. Но ничего, я найду способ помочь тебе! Не знаю как, но найду!»
– Хорошо, – сказал Джоэл. – Я просто сосредоточусь на учебе.
Мать вновь принялась драить пол, а Джоэл вышел из зала и направился через лужайку к общежитию. Не переодеваясь, он забрался в постель и внезапно обессилел.
Несколько часов спустя Джоэл проснулся от яркого солнечного света, бьющего в лицо. Поморгав, он осознал, что в кои-то веки заснул без усилия. Зевнув, он выбрался из-под одеяла и заправил постель. Правда, смысла в этом было не особенно много: через час или около того с работы возвращалась мать.