Рим – это я. Правдивая история Юлия Цезаря
Шрифт:
Сулла выдержал пристальный взгляд Метелла и медленно повернулся к Марию. Гай Марий: пятьдесят восемь лет от роду, шесть консульств, один триумф. Он же, тридцатидевятилетний, без общепризнанных заслуг, потерпел поражение на последних преторских выборах из-за союза Мария с Сатурнином и Главцией и безмолвно наблюдал за тем, как идет время, а его cursus honorum не пополняется, так как Марий ненавидит его. Собирается ли он снова на что-нибудь решиться? Вряд ли. Не в этот раз. Старый консул совершил промах, недооценив врожденный дар Долабеллы: распространять вокруг себя ужас. До сих пор этот дар проявлялся в малозначащих обстоятельствах, тех, что не привлекали
– Долабелла разберется с Сатурнином. У Долабеллы… – он тщательно выбирал подходящее слово, – у Долабеллы… есть на то свои основания.
Метелл уловил тонкий намек Суллы: всего несколько месяцев назад отец Долабеллы пал в ночной схватке со сторонниками Сатурнина. Да, несомненно, Долабелла-младший весьма заинтересован в казни человека, имевшего прямое отношение к убийству его отца.
– Но вы ведь не собираетесь сжигать здание Сената? – перебил его Метелл.
– Нет, – ответила Сулла. – Долабелла что-нибудь придумает.
Гай Марий молча смотрел в пол. Он тоже только что узнал о побуждениях личного свойства, двигавших Долабеллой. Конечно, убийство отца должно было вызвать ярость сына. Надо вернуться на Форум и помочь Серторию в защите курии Гостилия.
Метелл впился взглядом в консула. Не велеть ли умертвить его здесь и сейчас? Но сенаторы не одобрили бы этого, к тому же многие из них все еще уважали Мария. Его легендарная победа над тевтонами при Аквах Секстиевых, спасшая Рим от вторжения, быть может не менее ужасного, чем Ганнибалово, осталась в памяти многих patres conscripti. Лучше соблюдать закон и убирать врагов постепенно, одного за другим. Для Мария наступит последняя ночь. Они будут подрывать его авторитет день за днем. Ждать осталось недолго. Он рухнет с древа своего честолюбия, подобно спелому персику, как и многие другие. Главцию казнили. Вот-вот казнят Сатурнина, это возьмет на себя Долабелла. Марий… Придет и его черед.
– Думаю, к-к-консулу пора покинуть мой д-д-дом, – сказал Метелл и добавил лаконичную фразу: – Arx Tarpeia Capitolii proxima.
Гай Марий ничего не ответил, но ясно ощутил угрозу. «Тарпейская скала недалеко от Капитолия»: намек на то, что, даже находясь на вершине власти, символом которой служил храм Юпитера на Капитолийском холме, можно разбиться о Тарпейскую скалу, которая и в самом деле находилась вблизи Капитолия и Форума: на нее сбрасывали преступников. Марий не ответил, но принял предупреждение к сведению. Не попрощавшись, он развернулся и, окруженный своими ветеранами, покинул дом сенатора Метелла. Он думал только о том, чтобы как можно скорее попасть в Сенат. Марий по-прежнему был уверен в надежности Сертория, охранявшего Сатурнина, но яростный кошачий взгляд Суллы, объявившего, что подлец Долабелла довершит начатое, заставил его во второй раз за ночь вернуться на Форум. Сердце грызли сомнения. Он чувствовал: вот-вот произойдет что-то ужасное.
V
Непоколебимое правосудие
Гней Корнелий Долабелла в сопровождении более сотни убийц, нанятых оптиматами, уверенно шествовал к курии Гостилия, мрачный, молчаливый, сдержанный. Все смотрели на него. Все знали, что за бронзовыми дверями томится Сатурнин, что Сенат приказал задержать его и немедленно казнить согласно senatus consultum ultimum, но Долабеллу не волновали распоряжения властей: это было его личное дело. Убийцы любят месть.
– Марий оставил своих ветеранов у входа, – сказал один из наемников, пока они окружали людей консула, и покосился на своего вождя, который остановился в нескольких шагах от старшего начальника Сертория.
Долабелла знал его по рассказам Суллы. Серторий был храбр и предприимчив; Гай Марий не стал бы оставлять на Форуме кого попало.
Он ничего не сказал.
Пока, во всяком случае.
И внимательно все осмотрел.
Месть не предполагает спешки. Она требует решимости, ожидания и единственного точного удара, нанесенного в нужное мгновение. Ни секундой раньше, ни секундой позже.
Квинт Серторий видел, как людской поток – десятки наемных убийц, вооруженных Сенатом, – тек, подобно реке, по старой Священной дороге, пока не остановился перед курией Гостилия. Их вождь, молодой сенатор Гней Корнелий Долабелла, стоял прямо перед ним.
Всего в нескольких шагах.
Затем стал приближаться.
Вот он уже в пяти шагах, в четырех, в трех, в двух.
– Достаточно. – Серторий поднес правую руку к рукояти меча и сделал вид, будто достает его из ножен.
Долабелла замер. Улыбнулся.
Несколько секунд никто ничего не говорил.
Главарь сенатских наемников выдержал суровый взгляд легионера, ветерана Мария.
– Уходи со своими людьми, – произнес наконец Долабелла. – Давайте не проливать кровь.
– Мне приказали оставаться здесь до возвращения консула Мария, – повторил Серторий. – А я всегда выполняю приказы.
– Понимаю, – сказал Долабелла после напряженного молчания, снова улыбнулся и прибавил еще два слова: – Ну хорошо.
Он развернулся, зашагал назад и влился в ряды наемников.
Серторий участвовал в нескольких походах под началом Гая Мария. Угрозы, словесные или молчаливые, не пугали его. Он быстро прикинул: наемников около сотни. Рядом с ним, перед курией, стояли тридцать хорошо подготовленных бывших легионеров и ветеранов. Достаточно, чтобы дать отпор и выиграть бой в зависимости от того, насколько силен порыв этих убийц, – вернее, от того, сколько им заплатили.
Серторий достал из-за пазухи старый походный свисток. Он стал военным трибуном и даже легатом, начальником целого легиона, но сейчас ему хотелось вспомнить те времена, когда он был всего лишь центурионом. Происходящее бодрило. Напоминало о юности.
Он поднял свисток. Настал его черед улыбнуться.
Прижав свисток к губам, он дунул изо всех сил…
– Не могу поверить, что ты действительно считаешь, будто старания Гая Мария ни к чему не приведут, а исправлять царящую в Риме несправедливость не стоит, – сказала Аврелия, сидевшая с маленьким Цезарем на руках. Котта вздохнул:
– Нет, сестра, конечно, я так не считаю. Но я думаю, что несправедливость искоренить невозможно. Конечно, следует изменить законы, раздать гражданам Рима больше земли, удовлетворить требования союзников, дружественных нам городов и так далее… Но сейчас не время. Оптиматы по-прежнему сильны, слишком сильны. Более того, они… непобедимы. Никто из тех, кто вступал с ними в схватку, не выстоял. И даже Марий, шестикратный консул, не сможет сделать ничего.