Рим, проклятый город. Юлий Цезарь приходит к власти
Шрифт:
– Нет, мы его не распнем. – Голос наместника прервал мысли трибуна. – Надо отправить остальным фракийцам еще более красноречивое послание.
Тулл приподнял брови.
– Что может быть хуже того, что с ним сделали уже, наместник? – спросил начальник. – На его глазах мы подвергли пыткам, изнасиловали и убили его жену и дочерей, подожгли дом и забрали все имущество. Не представляю, что может быть хуже.
Курион ответил лаконично:
– Не стоит его убивать. Убийство – самое простое наказание. Надо, чтобы он страдал.
Трибун не
– Но если мы его не распнем… что нам с ним делать, славнейший муж? Возьмем его с собой на север?
– Продадим в рабство, – ответил наместник.
Как правило, за римскими легионами следовали торговцы, быстро и выгодно скупавшие рабов, которых римские войска добывали во время похода, на сей раз к Данубию.
Центурион кивнул, хотя ему были не по душе такие приказы.
Наместник вернулся в преторий.
Тулл приказал отвязать фракийца, и тот, освободившись от пут, рухнул на колени.
– Дайте ему воды, – приказал трибун.
Легионер протянул узнику флягу. Тот взял ее и жадно приник губами к горлышку. Тулл поразился тому, сколь сильна жажда жизни в этом сломленном, растоптанном человеке.
– Ведите его за мной, – распорядился трибун.
Двое легионеров подняли фракийца и толкнули в спину, чтобы тот шел позади их командира. Они пересекли римский лагерь, вышли за его пределы, перебрались через ров и достигли разбитых снаружи палаток, где располагался лагерь работорговцев.
К трибуну вышел грязный, высокий и сутулый мужчина, пропахший дешевым вином.
– Что сегодня предложит нам римское войско? – сказал он в знак приветствия.
– Вот, принимай, – ответил ему Тулл. – Цена обычная.
– На нем живого места нет, – посетовал торговец, желая сбить цену. – Едва держится на ногах. Для работы не годится.
Тулл посмотрел на пленника, затем на торговца.
– Этот человек очень крепок, поверь мне, – сказал он, и не только из желания поторговаться: это подсказывал ему опыт бывалого солдата. – Обсуди сделку с моими людьми.
Он повернулся и зашагал обратно в лагерь. Увидев, что солдат не собирается снижать цену, торговец с досадой сплюнул на землю. Затем прочистил горло и обратился к пленнику:
– Как тебя зовут, раб?
Вопрос торговца достиг ушей удалявшегося трибуна.
В следующий миг раздался звук пощечины.
– Я спросил, как тебя зовут, болван!
Тулл замедлил шаг и повернулся, чтобы понаблюдать, хотя вмешиваться не собирался. Этот раб больше не заботил его, как и прочих военных.
Фракиец молчал.
– Скорее всего, он не понимает латыни, – заметил один из подручных торговца.
Тулл знал, что пленник отлично понимает латынь. И греческий. Он слышал, как в лагере фракиец беседовал с другими заключенными на обоих языках.
– Сейчас ты у меня заговоришь, – сказал сутулый торговец и нанес еще несколько пощечин новому рабу, так что из носа у того хлынула кровь.
Наконец фракиец сглотнул, тыльной стороной ладони отер кровь с лица и отчетливо произнес:
– Мое имя – Спартак.
VII
Невероятное спасение
– Он называет себя Деметрием, – заметил Лабиен, когда они с Цезарем оказались на незнакомом острове и их разместили в палатке.
Вероятно, это была та самая Фармакуза, в чьих окрестностях их взяли на абордаж, но, поскольку во время высадки с корабля им завязали глаза, чтобы они не увидели ни бухту, ни причал пиратского пристанища, уверенности у них не было. Они лишь догадывались, что находятся на Фармакузе, поскольку после пленения плыли недолго, – видимо, пираты лишь обогнули остров.
– Кого? – уточнил Цезарь.
– Предводителя пиратов. Его зовут Деметрием, – отозвался Лабиен. – Разве ты не слышал, как к нему обращаются?
– Пропустил мимо ушей.
– Ну-ну, – буркнул Лабиен.
В его голосе слышалось раздражение. Цезарь вел себя непредсказуемо: сначала увеличил свой выкуп до нелепой суммы, которую невозможно добыть, тем более срочно, а теперь оказалось, что он не обращает внимания на происходящее вокруг. Сознает ли он, что его самого вот-вот казнят, а остальных продадут в рабство?
Друзья были одни в маленькой, но достаточно удобной палатке: две подстилки из чистой соломы, пара одеял, кувшин свежей воды. Они сидели друг против друга, каждый на своей подстилке.
– Деметрий… – задумчиво повторил Цезарь. – Как Деметрий Фаросский, иллирийский монарх, гроза морей, забиравший в плен корабли. Наш пират до некоторой степени сведущ в истории, но возможно, это совпадение имен – чистая случайность. – Он покачал головой. – Дела наши плохи, – признался он, – но, клянусь Юпитером, не хуже, чем на Лесбосе возле Митилены, когда на нас напали солдаты Анаксагора.
– В тот раз мы чуть не погибли, – отозвался Лабиен, будто слова Цезаря лишь подтверждали то, что они угодили в худшую из возможных передряг.
– Мы и сейчас не умрем. Я кое-что придумал. Главное…
Цезарь не закончил: в палатку ворвались пираты, которые схватили обоих за руки и потащили прочь.
– Деметрий хочет видеть вас, римляне, – сказали они, грубо толкнув обоих в спину.
Цезарь вырвался из хватки своего сопровождающего, то же самое сделал Лабиен. Пираты в ответ обнажили мечи и достали кинжалы, но ограничились тем, что указали дорогу, по которой друзьям предстояло шагать.