Рим. Прогулки по Вечному городу
Шрифт:
Кардиналы и даже сам папа тщетно умоляли ее вернуться в палаццо Мути: ведь поступок совсем испортил характер ее многострадального супруга, к тому же в Европе о нем шла слава как о жестоком деспоте, заточившем свою молодую жену в монастырь. Это был прекрасный козырь антияко-битской пропаганды. Затем, так же внезапно, как бежала, она вернулась. Яков принял ее с радостью и любовью. Но это была уже совсем другая женщина. Теперь она посвятила всю себя религии. Когда она умерла в возрасте тридцати пяти лет, Яков и двое ее сыновей были безутешны.
Цвет волос Клементины передался по наследству Красавцу принцу Чарли. Ее польская кровь объясняет северный тип внешности Стюартов. Смуглость у Стюартов появилась после рождения детей Генриетты-Марии, и самым темным из них был Старший Претендент, Яков III,
Следующей хозяйкой дворца Мути стала молодая жена Карла Эдуарда, который к моменту своей женитьбы, в пятьдесят два года, уже не был тем неотразимым молодым человеком, чье появление всюду вызывало переполох. Он вел весьма рассеянный образ жизни, однако сумел взять себя в руки на время, когда в Рим приехала его хорошенькая девятнадцатилетняя невеста, принцесса Луиза Стол-берг, сопровождаемая молодым красавцем Томасом Коком Норфолком, с которым она познакомилась во время путешествия. Естественно, злые языки болтали, что молодые люди успели влюбиться друг в друга. Как бы там ни было, они расстались и больше никогда не встречались.
Луиза очаровала римлян, которые прозвали ее Королевой Сердец, и даже ее зять, герцог Йоркский, нашел ее обворожительной. На какое-то время показалось, что жизнь Карла Эдуарда изменится к лучшему, но он был уже не в том возрасте, чтобы меняться, и его трагический портрет кисти Батони в Национальной галерее в Лондоне говорит лучше всяких слов. Через пять лет во Флоренции Луиза встретила графа Альфиери, итальянского поэта, и они полюбили друг друга. Альфиери был красив байронической красотой, незадолго до знакомства с Луизой дрался на дуэли в Гайд-парке с оскорбленным им мужем одной дамы, и печальная несвобода этой красивой двадцатичетырехлетней женщины, связанной узами брака с ревнивцем и пьяницей, возбудила в нем рыцарский дух и любовь. Однажды ночью, накануне дня святого Андрея, Красавец принц Чарли ворвался в спальню жены и, обвиняя ее в неверности, пытался задушить. Луиза бежала в монастырь, взывая о помощи к своему деверю, кардиналу. Тот устроил ей переезд в Рим, дав убежище в том самом монастыре Святой Цецилии, где скрывалась когда-то его мать.
Альфиери последовал за Луизой в Рим, куда простодушный кардинал, единственный, видимо, в Риме человек, веривший в платонический характер этих отношений, перевез ее из монастыря. Он поселил родственницу в великолепном палаццо делла Канчеллериа, одном из величайших дворцов в Риме. Альфиери поселился неподалеку на вилле, которая располагалась на месте теперешнего оперного театра. Здесь он писал пьесы и стихи и катался с Луизой верхом по живописным окрестностям. Счастье было полным. Альфиери представили папе, Луиза находилась под защитой кардинала, так что, к удивлению всего Рима, любовная связь расцветала прямо под носом высочайших стражей нравственности! Счастье длилось два года, за это время Альфиери написал четырнадцать трагедий. Римское общество одобряло этот роман, графиня и поэт были всюду приняты. Одним из важных для них моментов было первое представление «Антигоны» Альфиери в палаццо ди Спанья, когда сначала вся римская аристократия при свечах смотрела пьесу, в которой играл и сам Альфиери, а затем лакеи в ливреях желтого и красного испанских цветов разносили мороженое. Все это внезапно кончилось.
Было объявлено, что Карл Эдуард умирает и принял последнее причастие. Он верил, что действительно умирает, и на смертном одре исповедался в своих грехах, не пытаясь обелить себя, но заодно и рассказав правду о графине и Альфиери и о том, как они спровоцировали его на покушение. Целомудренный герцог Йоркский пришел в ужас. Он страшно разгневался от мысли, что, по сути дела, поощрял греховную связь целых два года! Вернувшись в Рим, он тотчас же отправился к папе, который, видимо, был столь же простодушен, так как тоже ужаснулся и с готовностью издал указ, запрещающий Альфиери жить в Риме. Так, к великому сожалению всего римского общества, любовников разлучили.
Альфиери отправился в Англию покупать лошадей, которые были еще одной его страстью, после литературы и Луизы. Графиня скоро уехала из Рима в Эльзас, где к ней присоединился Альфиери. Из Франции их выгнала революция, и в конце концов они осели во Флоренции. Больше они не расставались до самой смерти Альфиери. Он умер через двадцать лет.
Но для палаццо Мути это был еще не конец. Карл Эдуард выздоровел и дал этому дворцу его последнюю и наиболее удачливую хозяйку, его незаконнорожденную дочь Шарлотту Стюарт. Годами он делал все, чтобы забыть ее, и однажды жестоко ее оттолкнул. Но теперь, старый, больной, разочарованный во всем, он обратился к ней, и она с готовностью отозвалась. Ее мать он встретил в Шотландии. Ее звали Клементина Уокингшоу, и после восстания она разделила бродячую жизнь Красавца принца Чарли на континенте в качестве его жены. Они путешествовали как мистер и миссис Джонс или мистер и миссис Томсон. Бывало, они страшно ссорились и часто устраивали ужасные сцены при посторонних, пока в один прекрасный день Клементина не бежала от него, взяв с собой ребенка.
Шарлотте был тридцать один год, когда она воссоединилась с отцом. Взглянув на нее, он увидел себя в женском обличье, такого, каким был в молодые годы: прямой нос, высокий рост, каштановые волосы. Даже интриганы и сплетники не осмеливались шутить над Шарлоттой. Она наконец навела порядок в жизни своего отца.
Теперь он был инвалидом, и она преданно и с любовью ухаживала за ним. Он не отпускал ее от себя ни на минуту. «Если бы доброты сердца было достаточно для завоевания трона, — писал современник, — то его дочь взошла бы на него немедленно, потому что она — воплощенная доброта; доброта не по долгу, а исходящая из самого сердца, доброта, которая сочетается с природным изяществом, завоевывает сердца и вызывает преклонение». Первое, что сделал Карл, — это признал дочь законной и дал ей титул герцогини Олбани.
При ее неусыпной заботе Карл снова стал самим собой. Когда он почувствовал себя лучше, то начал вместе с дочерью выезжать в свет. Они катались по Риму в экипаже в сопровождении слуг в королевских ливреях. На дверце кареты была монограмма CR под королевской короной. Но чаще он мирно коротал дни в палаццо Мути, уносясь иногда мыслями в горы Шотландии, а однажды, услышав мелодию «Lochaber no more», [99] разрыдался. Он был старый человек и сознавал, что жизнь его кончена, и все же под его кроватью хранилась коробка с двенадцатью тысячами цехинов на случай, если его призовут на трон его предков.
99
Старинная шотландская баллада. — Примеч. ред.
Итак, последние два года своей жизни он прожил достойно. В конце января 1788 года Красавец принц Чарли, чье имя всегда будет звучать в шотландских песнях, скончался на руках у Джона Нэрна, предводителя клана Нэрн. Верные ему люди, посвятившие свои жизни погибшему делу, собрались у его постели. Дочь скрасила ему последние минуты жизни. Во дворце было тихо, лишь звучали голоса францисканцев, читавших молитву по усопшему.
Грустно говорить об этом, но Шарлотта, герцогиня Олбани, пережила своего отца лишь на год и восемь месяцев. Ее лошадь споткнулась и упала вместе с наездницей в Болонье, и Шарлотта умерла от полученных увечий.
Когда сегодня смотришь на ветхий старый дворец Мути, приходит еще одно, последнее воспоминание. Это было в 1811-м, через двадцать три года со дня смерти Карла Эдуарда. Невысокая полная женщина пятидесяти девяти лет стоит и смотрит на здание. С ней страдающий подагрой сорокапятилетний мужчина. Остается только гадать, о чем думает женщина, ибо это Луиза, графиня Олбани, жена Карла Эдуарда. Это дворец, куда она пришла юной девятнадцатилетней невестой тридцать девять лет назад. Но кто ее прихрамывающий друг? Это вовсе не ее поэт, Альфиери, который уже восемь лет как в могиле. Он умер в пятьдесят четыре года, и его смерть подкосила ее. Их любовь была счастливой, несмотря на его ужасные припадки гнева, от которых она часто плакала, и его отвращение ко всему французскому, особенно к Наполеону.