Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников
Шрифт:
— Остановись! Куда бы ты ни ушел, я последую за тобой… А здесь мы одни.
— Чего же ты хочешь от меня? — спросил Ринальдо. — Почему преследуешь меня, как нечистая совесть преступника? Почему нарушаешь мой покой и отравляешь своим присутствием тихие радости моего одиночества? Если ты мой злой дух, так отвяжись от меня! У меня с тобой нет больше ничего общего!
— Ты исчез, и в Сицилии ни один твой друг и знакомый не знает, где ты. Только я знаю. Черную банду усмирили, твои друзья отомстили за тебя твоим преследователям. Сделали они все это для тебя не без самопожертвования. И вот все уже готово к отъезду на Корсику, но каждый задается вопросом:
— Потерял? Из-за меня? Что можешь ты потерять, ты, который все имеет? — удивленно спросил Ринальдо.
— Твои друзья с подозрением относятся ко мне и тем меня бесчестят. Многие даже считают, что тебя нет более в живых. Я молчал бы и предоставил тебе наслаждаться покоем на Панталерии, но большая часть людей, завербованных нами, решительно не желает грузиться на корабль прежде, чем они получат известие, что ты жив. Ты должен спасти мою честь, ты должен показаться сомневающимся. Спасение моей чести зависит от этого.
— Твое желание я выполнить не могу. Я отсюда не уйду.
— Ладно, тогда пусть те сомневающиеся приедут сюда и найдут тебя живым на Панталерии. Иного выхода для себя я не вижу!
— Старец! Как бы ты ни звался, кто бы ты ни был! Если были для тебя святы когда-либо счастье, покой человека, так будь милосерден и оставь меня в моем одиночестве.
— Этого я и хочу. Но должен ли я запятнать себя подозрением в убийстве, в том, что лишил тебя жизни? И неужели должны мы поэтому стать свидетелями провала нашего дела и заставить благородно мыслящих людей Корсики напрасно ждать обещанной помощи? Этого ты требовать не можешь! Покажись твоим друзьям, — а там иди куда хочешь.
— Ради спасения твоей чести, ради спасения экспедиции на Корсику и чтобы снять с тебя подозрение в вероломном убийстве, я последую за тобой на Сицилию. Но не сегодня.
— У тебя есть два дня. Послезавтра мы поговорим с тобой на этом же месте.
Ринальдо хотел еще что-то сказать, но старец быстро ушел и вскоре исчез за холмом, по дороге в город.
Ринальдо решил после долгих размышлений провести старца и не ехать за ним на Сицилию. Он поговорил об этом с Дианорой; она испугалась и согласилась с решением Ринальдо. Только ее очень волновала задача, как найти судно, которое доставит их на Мальту.
Они еще обсуждали это дело, когда Дианоре принесли письмо из города от владельца виллы. Он сообщал ей, что еще нынче вечером к ним приедет некая дама со своей камеристкой и займет квартиру во флигеле.
Сообщение это не изменило их планов. Ринальдо ушел, чтобы подыскать судно. Но вернулся, не найдя ничего.
Вечером приехала дама, о которой они получили известие. Ринальдо как раз собирался выйти из комнаты, когда она вошла. Это была Олимпия. А ее камеристкой оказалась Серена.
Присутствие этих двух женщин в столь спокойной атмосфере виллы поставило Ринальдо в затруднительное положение. Олимпия в присутствии Дианоры разыграла довольно естественно роль незнакомой с Ринальдо женщины. Он не был скомпрометирован ею ни единым словом. Но Серена притворяться не умела. Она забросала Ринальдо вопросами и даже вставляла в свои просьбы раз-другой легкие упреки. Затруднений из-за публичного выяснения отношений Ринальдо избежал с большим трудом.
Ринальдо сам зашел к Олимпии, желая предварительно выяснить их отношения и придать тем самым их взаимному общению спокойно-любезный тон.
Ринальдо, обратившись к Олимпии, сказал:
— Старец заверил меня, что только он, единственный из всех моих знакомых, знает, что я здесь.
— Так думаю и я. Во всяком случае, я об этом ничего не знала. Как я удивилась, когда тебя тут увидела, ты прекрасно понимаешь. Но думаю, я вела себя так, что ты не можешь на меня пожаловаться.
— А что тебя, Олимпия, привело на Панталерию?
— Крайняя нужда и осторожность. Половина моих друзей и знакомых арестованы.
— Арестованы? — удивился Ринальдо.
— По ходатайству французского посланника в Неаполе. Нас предали, наши замыслы в отношении Корсики раскрыты. Дом старца из Фронтейи занят стражей, а его ученики арестованы. Сам он о том еще не знает. Я первая приношу ему страшное сообщение.
— Разве не мог сей могущественный старец отвести от вас удар?
— Этого я не знаю.
— Сможет ли он снасти своих друзей? Или спектакль с его фокусничеством закончен?
— Не знаю, что станет он делать. Кто может заглянуть в будущее?
— Твой фокусник, я полагал, может, — мрачно ответил Ринальдо.
Тут в комнату вошел старец из Фронтейи. Он казался совершенно спокойным и, взяв руку Олимпии, приветствовал ее. Олимпия растерянно смотрела на него.
— Дочь моя! Ты растерялась?
— О, ты не знаешь…
— Я знаю, почему ты здесь; я знаю, что происходит на Сицилии, — сказал старец.
— Ты это знаешь? — переспросил Ринальдо.
— И при этом ты так спокоен? — заметила Олимпия.
— Я ничего не в силах изменить. — Старец поник головой.
— Ты считаешь, что наше дело на Корсике провалилось? — спросила Олимпия.
— Я готов отправиться на Корсику.
— Сможешь ли ты освободить твоих арестованных друзей? — опять спросила Олимпия.
— Ты увидишь, что произойдет.
— А здесь мы в безопасности?
— Нет. Поэтому я отплываю отсюда.
— А не мог разве ты, — заметил Ринальдо, — отвести от твоих друзей постигшую их беду?
— Это твоя вина, Ринальдини, в том, что случилось. Останься ты на Сицилии, мы теперь были бы на Корсике. Из-за твоего исчезновения нам пришлось отложить отъезд, мне надо было отправиться на Панталерию, чтобы найти тебя, а наших друзей между тем схватили. Мною им не овладеть, но тебя они найдут — незащищенного, в нежных объятиях любви. Твои друзья уже не столь могущественны, чтобы защитить тебя. Ты падешь жертвой собственной безрассудности. Но что я смогу сделать для тебя в последние минуты твоей жизни, я сделаю, даже жертвуя собственной безопасностью. И тогда ты поймешь, каким истинным другом я был тебе.