Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников
Шрифт:
— Подумать только! Как далеко заходит злоба черных монахов! Уведите этого человека. Он не избежит меча правосудия. А супруга этой дамы приведите ко мне.
Ринальдо привели к наместнику. Он вошел в комнату и тут же, вздрогнув, отступил назад и сжал руками голову. В наместнике он опознал князя делла Рочелла. Трясущимися губами он пробормотал:
— О, князь!
Князь подошел к нему.
— Послушай! Мне конечно же незачем тебе говорить, в какое неловкое положение ставит меня твое присутствие?
—
Князь шагал по комнате взад-вперед. В конце концов он сказал:
— После долгих размышлений я пришел только к такому решению: облегчить тебе побег. Я не могу и не вправе сделать для тебя ничего больше!
— Меня сокрушает подобная доброта!
— В гавани стоит готовый к отплытию фрегат, который тебя примет. Деньги на дорогу приготовлены. У меня хранится тысяча дукатов, принадлежащих твоему Другу, старцу из Фронтейи. Счастливого тебе пути!
— А Дианора?
— Ей нельзя ехать с тобой. Она обязана так поступить ради ее ребенка.
— О, я несчастный! Ах, Дианора! Мое дитя! Мое бедное дитя!
— Оно будет моим. Какое воспитание можешь ты ему обеспечить, какие условия для его стремления к счастью и преуспеванию в жизни мог бы ты создать своему ребенку? Ты, поставленный вне закона, преследуемый, ты — человек, одно имя которого уже олицетворяет преступление? Твой сын навсегда остался бы ребенком разбойника. Это бесчестие я хочу снять с него. Я объявлю его своим сыном.
— Князь!..
— Я дам ему имя, не запятнанное ни единым преступлением, тем самым сохраню ему владения его матери. Он вырастет простодушным юношей, он станет мужчиной, его будут уважать, и он никогда не узнает, кто его отец.
Из глаз Ринальдо хлынули слезы.
— О, зачем поцелуи Дианоры вернули меня к жизни!
— Но это уже случилось. Наше знание, наши действия и наше произволение, наши силы — все это свойственно человеку. Нами управляет некая высшая сила. И что она решит, то свершится.
— А Дианора остается здесь?
— Этого… мы сами еще не знаем.
— Мне нельзя ее увидеть?
— Избавь себя и ее от прощанья. Неужели ты хочешь усугубить страдания, терзающие ее?
Вошел слуга, он передал князю письмо и вышел. Князь прочел письмо и сказал:
— Капитан корабля торопит с отплытием. Поспеши в гавань. Не теряй времени, любое промедление грозит тебе опасностью. Вот деньги, вот твой заграничный паспорт. Да хранит тебя Господь! Счастливого мути!
Он быстро удалился. Ринальдо отправился на корабль. Якоря тут же были подняты.
Корабль вошел в порт города Мелаццо. Ринальдо стоял на палубе и оглядывал богатые поля, услаждая себя зрелищем плодородных холмов, амфитеатром поднимающихся к далеким горным вершинам. К нему обратился капитан корабля, и Ринальдо сел с ним в лодку, доставившую его на берег. Он распрощался с капитаном, занялся поисками квартиры, которую нашел очень быстро.
Здесь в тиши он предавался размышлениям и строил планы. Ежедневно посещал церковь, присутствовал на мессе, а дома коротал время, читая книги и играя на гитаре.
Как-то раз он снова окунулся в воспоминания о Дианоре.
— Да! — бормотал он. — Разлучить нас могут люди и обстоятельства, но они не властны, тем не менее, помешать нам быть постоянно вместе!
В дверь постучали, она отворилась, и в комнату вошел монах.
— Да хранит вас Господь, благородный господин! Я — патер Амаро, принадлежу к ордену Святого Франциска.
— Что привело вас ко мне? — спросил Ринальдо.
— Мое сердце, что ищет общения с вами.
— Я вас не понимаю.
— Позвольте вам все объяснить! Я занимаюсь тем, что собираю у добрых и сострадательных душ подаяния; не для того, чтобы обогатиться самому или обогатить мой монастырь — ибо то, что предназначено для нашего скромного содержания, собирают наши сборщики налогов, — а для того, чтобы поддержать бедствующих, которым обстоятельства, положение или болезни не позволяют самим просить милостыню. Нужда, благородный господин, самая жестокая там, где она угнетает в полном молчании, келейно! Исполняя свой долг, что я с Божьей помощью вершу уже несколько лет весьма и весьма успешно, я стал вести записи, которые оставлю тому, кто будет моим последователем. Среди моих записей есть заметка, что чужаки более щедры как благотворители, чем местные жители. Потому-то я и обращаюсь к вам. Вот то, чего ищет мое сердце. И если я не ошибаюсь, глядя на ваше лицо, какое Господь ниспослал вам, так мой приход к вам будет благословенным.
Ринальдо положил в руку собирающего милостыню десять дукатов и сказал:
— Вы правы, отец Амаро! Тайная и замалчиваемая нужда всегда самая жестокая.
Патер душевно поблагодарил его от имени бедствующих, и Ринальдо, тронутый, сердечно пожал ему руку. Но тот дружески воскликнул:
— Не так сильно! А то вы раздавите медальон, который у меня в руке.
— Образ какого-то святого?
— Нет! Это портрет… одной женщины.
Ринальдо с улыбкой посмотрел на него и переспросил:
— Портрет женщины? В ваших руках?
Патер дружески ответил:
— А почему нет? У меня в келье большая коллекция портретов моих благотворителей.
— А медальон в вашей руке?
— Это портрет одной не имеющей себе равных благотворительницы; он тоже попадет в мою коллекцию.
Патер показал портрет, и Ринальдо спросил, пораженный:
— Как зовут эту даму?
— Виоланта де Ноли.
— Я знаком с ней. Она сейчас живет здесь, в Мелаццо?