Ритуал
Шрифт:
— Буду стараться изо всех сил, Люк. Но мне тоже нужно спать. А она очень деспотичная.
— Не понимаю.
— Ей нравится орудовать ножом, Люк. Резать. Она немного одержима своими идеями. Однажды мы поймали одного парня, и она… Представь человека, пытающегося убежать без пальцев на ногах. Очень забавное зрелище, хочу сказать. И она не остановилась на его пальцах. Он весь вместился в этот… этот… чемодан. Ну, такой, с которым летают в самолетах.
Люку показалось, что его вот-вот стошнит. Ему нужно сесть. Он попытался взять себя в руки.
— Думаю, ты понимаешь меня, Люк. Поэтому я прошу тебя об
Люк подошел к двери. — Мне нужна вода, Локи. Вода.
Громкие шаги снова приблизились к двери. — Я принесу.
— Горячая вода. Повязка.
— Нельзя.
— Что-нибудь болеутоляющее. Таблетки от головной боли.
— Нельзя.
— Сигареты, пожалуйста.
— Нельзя.
— Знаешь что, вызови скорую. Прямо сейчас.
— Нельзя, — сказал Локи, без тени юмора.
Морщась из-за жуткой боли в голове, вызываемой малейшим движением, Люк переместился к краю кровати. Медленно согнул ноги и встал прямо. Даже поддерживая голову двумя руками, он чувствовал себя неустойчиво, как при морской болезни.
Отпил прямо из кувшина застоявшуюся пыльную воду. Она потекла по подбородку, заливая голую грудь. На нем было лишь сырое нижнее белье, остальную одежду у него забрали. Его разбитое состояние мешало задумываться о причине. Но здесь не было медикаментов, и они не собирались отпускать его. Таковы новые факты. Новые правила, связывающие его жизнь. То, что осталось от нее.
К горлу вдруг подкатил страшный ком эмоций. Он рвался наружу, обжигая все внутри. Люк упал на колени. Наклонился и зарыдал.
Что это? Одиночество, грусть, жалость к самому себе, отчаяние, или все вместе взятое? Он не знал, но ему казалось, что нет ничего хуже, чем испытывать подобные чувства.
Ему было больно. Очень больно. Его голова. Он хотел, чтобы боль прекратилась. Он отдал бы все за болеутоляющее. Спину и истерзанные икры жгло словно шипами. Царапины визжали тоненькими голосками. Даже между пальцами были порезы, происхождение которых он не мог вспомнить.
Он посмотрел на свои грязные распухшие руки и предплечья. Подумать только, а он считал себя спасенным. В груди стало тесно, кожа покрылась холодными мурашками, ощущение было ужасно знакомым.
Лежа на деревянном полу, он свернулся в клубок, обхватил руками разбитую голову, и тихо плакал, пока слезы не выжали из него остатки сил.
55
После того, как рыдания Суртр внизу, наконец, стихли, Люк лег поверх пахнущего плесенью одеяла и прислушался. Кровь на лице засохла и потрескалась. В комнате не было электрического освещения. Ни розеток, ни электричества. Поэтому, когда за окном стемнело, в комнате тоже стало темно, как и во всем доме. Шелест растущих возле дома деревьев усилился и походил на шум обрушивающихся на берег волн. За все время своего пребывания в Швеции Люк не помнил такого сильного ветра.
Он слушал его свист за окном, пока на лестнице вновь не раздался шум шагов. Ему показалось, что это молодежь и старуха поднимаются, чтобы убить его. Напрягшись, Люк затаил дыхание.
В комнате дальше по коридору послышался какой-то грохот, похожий на стук двух пар ног. Потом дверь закрылась, и звуки смолкли. Другие шаги прошаркали мимо и застучали вниз по лестнице, на первый этаж, но в сторону противоположной части здания.
Люк втянул в себя воздух и снова расслабился на матрасе. Его похитители, должно быть, разошлись по своим койкам спать. Кто-то из них ушел в комнату на этом этаже дома. Он понял, что здание было большим. Оно скрипело как старый парусник. Он слышал, как скрежещут вдали смещающиеся бревна. Иногда ему казалось, что пол под кроватью тоже движется. Он сомневался, что здание безопасно в структурном плане.
В конце концов, несмотря на головную боль и тошноту, он впал в беспамятство от истощения.
Он очнулся от дезориентирующего сна, в котором беспрестанно кружился, глядя на белое от луны небо. Что-то разбудило его. Шум. Над его комнатой.
Похоже, было далеко за полночь. За окном царила непроглядная тьма, и еще не начало светать.
Но половицы прямо над потолком его комнаты скрипели. А еще там раздавалось слабое постукивание. Не шорох, как от мышиной или птичьей возни, а звуки перемещения чего-то более существенного.
Да, он был уверен, что нечто, более крупное, чем собака или кошка, неуклюже бродит наверху. Характер движения вызвал в его воображении образ нескольких маленьких детей, слепо натыкающихся на стены замкнутого пространства в поисках выхода. Он прогнал этот образ из головы. Это не то, о чем он хотел думать, находясь один в темноте.
Он осторожно слез с кровати. Пол издал громкий и продолжительный скрип. И наверху воцарилась тишина. Люк замер, затаив дыхание, и несколько секунд вслушивался. Затем осторожно наступил на пол. Ночная тишина усиливала издаваемые им шорохи словно громкоговорителем.
Люк беззвучно выругался. Дом слушал его. Тьма следила за ним.
Теперь над ним ничто не двигалось, но что бы там ни было, оно, похоже, стало прислушиваться к его движениям.
Запаниковав, Люк захныкал. Нужно действовать. Нужно что-то делать. И немедленно.
Он быстро провел руками по оконной раме, потом по стеклу. На улице было хоть глаз выколи. Звезды и луна скрылись за облаками. В такое маленькое окно ему не пролезть, даже если разбить стекло. Плечи не войдут. При падении он сломает себе лодыжку, или обе. Его передернуло. Хватит боли. Пожалуйста.
Проверяя участки пола, прежде чем перенести на них свой вес, он медленно двинулся через всю комнату к двери. Прижавшись к ней, почувствовал ее контуры ладонями рук, тщетно повернул ручку. Попытался найти хоть какой-то изъян, который позволил бы ему выйти. Но дверь была прочной. Старая штуковина, при изготовлении которой использовалась не прессовка, а древесноволокнистая плита. Он поскреб ногтями толстые петли. Потребуется лом, чтобы вытащить эту засранку из рамы.
Встав на четвереньки, он покрутился на полу. Кончиками пальцев проверил щели между половицами, можно ли взломать их голыми руками. Вверх взметнулись облачка холодного воздуха и пыли — бесшумные испарения воздушных потоков в перекрытиях здания. На ощупь пол был похож на дверь. Такой же прочный и древний. Люк поковырял половые доски, пытаясь их поддеть, но лишь испачкал и без того грязные колени. Стиснув зубы, снова безмолвно выругался.