Шрифт:
Глава 1: «Не воспринимаю свинец»
Тринадцать лет на службе своей стране, с самой срочной службы. Куча наград, памятные шрамы по всему телу, татуировки, говорящие за владельца. В жизни этого человека сон стал рутиной и лишь иногда приятным наслаждением. Горячие точки грели душу, а дульное пламя заряжало искру в глазах. Можно было подумать, что столь сумасшедший образ жизни приведет к гробу. И он так думал, пока лежал на холодном столе в операционной, ощущая каждое движение врача в своем теле, будь то надрез, то грубое изъятие пули. Оставалось только шипеть, ведь наркоз не действовал на безумного воина.
– Когда ты уже сдохнешь, а? – устало язвил врач, по локоть в крови. –Двенадцатая пуля, мать твою! За, Боже мой, тринадцать лет!
Воин рассмеялся, насколько было возможно.
– Нет, Захар, смерть меня не видит. Покажи мне такого же, как я.
Врач передал окончание операции ассистенту, а сам обошел воина, сняв маску с лица, показав свою отросшую щетину.
– Когда-нибудь подобная пуля войдёт чуть выше, друг, и мне… или кому-то другому придется реально попотеть, чтобы спасти твою жизнь, – серьезно заговорил Захар.
Игла вошла в кожу, ведя за собой нить.
– Брось ты, – отмахнулся воин, – сегодня я вывел из плена четырёх человек, убил девять боевиков и… подорвал вражескую глушилку.
– М-да, герой, ничего не скажешь.
– Ага, герой, – упаднически повторил воин, глядя в яркую лампу в палатке. – Герои лежат в земле. Гниют, чтобы молодые деревья ими питались и давали кислород нашим детям. А я… солдат – машина для убийства, человек без простой, жизненной цели.
Окровавленная перчатка врача коснулась напряжённой руки воина.
– Из семьи у тебя есть кто-нибудь на гражданке?
– Мать… младший брат.
– Последняя девушка погибла в перестрелке на крайнем увольнении. Отец, подполковник полиции, умер от рака лёгких три года назад. Старший брат погиб в Афганистане, – громко трактовал, неожиданно вошедший, солдат.
Он вошёл в палатку, как в свой родной дом. С виду старше воина, но не старше Захара. Заметив на черном кителе погоны полковника, воин вскочил на ноги с иглой в боку.
– Воистину солдат, – ухмыльнулся полковник.
Глаза воина не помнили старшего по званию.
– Воин песка, моря и воздуха, – продолжал полковник. – Назовись, старший лейтенант?
– Стариков Арсений Петрович. Позывной «Стар». Командир штурмового отряда «РаМБо», – четко доложился воин.
Взгляд полковника был избирателен, словно оценивал Стара. Молча он осмотрел воина с головы до ног, не удивляясь незашитой ране, грязному виду солдата. Незнакомый полковник отличался от прочих командиров. Холодный, расчётливый на вид.
– Приведешь себя в порядок, приходи в штаб. Будет разговор, – закончил полковник, выходя из палатки.
По выражению лица Захара было видно, как устал он от визитов полковника. Они знали друг друга. Стар сел на операционный стол, и ассистент закончил зашивать пулевую рану. Взяв мокрое полотенце, воин протер себя от крови и частично от грязи.
– Чтоб знал. Этот полковник из секретки. Шифруется везде и всегда. Что точно известно, он… собирает солдат. Видел, как он двух вертолетом отправил, Бог знает, куда. Так что… держи хвост пистолетом, дружище, – мрачно рассказал Захар, прибираясь на столе с инструментами.
– Я не рассказывал в личном деле об отце, брате и… девушке. О том, как они умерли, точно, – рассуждал Стар, ожидая, когда ассистент закончит перевязывать его. – Без сомнений. За мной следили. Моя жизнь была под прицелом.
– Знаешь, Сирия может быть обычной перестрелкой, судя по тому, что людей, так сказать, собирают для чего-то ещё.
– Ага. Для чего? – слез со стола Стар, получив из рук Захара чистую, зеленую футболку. – Куда бы меня не забрасывали, я видел одно и то же. Люди в форме бьются с другими людьми в другой форме. Меня уже ничем не удивишь.
– Я тоже думал, что меня не удивить раненными или предсмертными бойцами на операционном столе. Пока тебя не увидел, – ухмыльнулся Захар.
– Я – обычный солдат, ты знаешь.
– Потому ты после каждой операции, попав на мой стол, ведёшь себя так, будто тебе занозу достают, да?
Стар рассмеялся.
– Что сказать, я очень люблю свою жизнь. А, вот, что меня больше удивляет. Если я серьезно ранен, то я попадаю именно на твой стол, под твои инструменты и твои руки.
Смеяться, вдруг, совсем расхотелось обоим.
– Либо ты меня преследуешь, друг. Либо я чего-то не понимаю, – поставил точку в разговоре Стар.
Глядя, как уходит старший лейтенант, ассистент подошёл к Захару.
– Захар Иванович, тяжело служить…
– Знай своё место, парень, – холодно заговорил Захар, взяв молодого ассистента за воротник рубашки. – Если тебе что-то известно, ты съедаешь эту информацию, и она навсегда остается внутри тебя. Нигде больше!
Ассистент с трудом набирал в лёгкие воздух, ощущая, как воротник сдавливает шею. Злые глаза не щадили молодого парня. Захар оттолкнул ассистента и принялся чистить свои инструменты.
…Боль ощущалась, как никогда раньше. Похоже, в этот раз рана оказалась серьезной. Стар шёл по улицам разрушенного, но освобождённого города и не думал о раздробленном ребре, что остановила пулю. Дышалось нелегко. Похрипывая, он особо не разговаривал с встречными солдатами. Все, начиная от рядовых и до командиров, знали Стара по послужному списку, а не лично. Потому видели в нём холоднокровного убийцу, который не способен на простой разговор о насущном.
– Продолжишь идти за мной, нарвешься на неприятности, – проговорил в воздух Стар и резко повернулся.