Роб Рой (др. изд.)
Шрифт:
– Не сомневаюсь, мальчик, – последовал ответ, – ты отличный ездок, спору нет, но будь осторожен. Твой отец прислал тебя ко мне, чтобы тут тебя взнуздали, и лучше уж я сам буду держать тебя в узде, покуда кто другой не набросил тебе на шею аркан.
Так как эта речь была для меня совершенно невразумительна и так как она вдобавок не предназначалась, по-видимому, для моих ушей, а сказана была как бы в сторону и мой достопочтенный дядюшка только выразил вслух нечто пронесшееся у него в уме, я решил, что он намекает на мое вчерашнее бегство от бутылки или что на дядином утреннем настроении сказалось похмелье после вчерашней попойки. Все же я подумал, что если он станет разыгрывать нелюбезного хозяина, то я у него не загощусь, и поспешил поздороваться с мисс Вернон, которая, радушно улыбаясь, приближалась ко мне. С двоюродными братьями мы также обменялись чем-то вроде приветствия; но, видя, что они склонны зло критиковать всю мою экипировку, от шляпы до стремян, и высмеивать все, что было в моей наружности для них непривычного, неанглийского, я избавил себя от труда уделять им много внимания и, напустив на себя равнодушно-презрительный вид, чтобы отомстить за их ухмылки и перешептывания, присоединился к мисс Вернон как к единственному человеку в этой компании, которого считал достойным своего общества. Мы поскакали бок о бок к намеченному месту – лесистой лощине у края большого выгона. На скаку я сказал Диане, что не вижу в поле своего кузена Рэшли, на что она ответила: «О, не беспокойтесь! Он искусный охотник, но следует вкусам Немврода – дичью служит ему человек».
Собаки под гиканье охотников ринулись в кусты; все закипело в деловитой суматохе. Мои двоюродные братья, слишком увлеченные своим утренним занятием, вскоре перестали обращать на меня внимание; только раз донеслось до моих ушей, как Дик-лошадник шепнул Уилфреду-дураку:
– Увидишь, при первом же выстреле француз наш сразу спасует.
На что Уилфред ответил:
– Похоже на то: недаром у него на шляпе эта глупая заграничная лента.
Но Торнклифа, как ни был он груб, не оставила совсем равнодушным красота его родственницы, и он решил, по-видимому, держаться к нам поближе, чем прочие братья, – то ли желая наблюдать, что происходит между мной и мисс Вернон, то ли надеясь позабавиться моими промахами на охоте. Его, однако, постигло разочарование. После долгой облавы, занявшей большую часть утра, лису наконец подняли, и на два часа пошел гон, в котором я, несмотря на злосчастную французскую ленту на шляпе, показал себя искусным наездником – к удивлению моего дяди и мисс Вернон и к тайной досаде тех, кто ждал моего позора. Мистер Рейнард, однако, оказался слишком хитер для преследователей, и собаки сплоховали. К этому времени, наблюдая за мисс Вернон, я заметил, что ее раздражает навязчивое внимание Торнклифа Осбалдистона; и так как девушка со свойственной ей живостью никогда не колебалась перед самыми решительными способами достичь того, что ей желательно в данную минуту, она сказала ему с укором:
– Не понимаю, Торни, чего ради вы все утро вертитесь под хвостом моей лошади, когда вам известно, что над Вулвертонской мельницей норы не забиты.
– Ничего такого мне не известно, мисс Ди: мельник клялся Богом и дьяволом, что забил там все норы еще к полуночи.
– Как не стыдно, Торни! Вы верите мельнику на слово? Когда мы за эту осень три раза упускали в тех норах лису. На вашей серой кобыле вы бы галопом за десять минут обернулись туда и назад!
– Хорошо, мисс Ди, я поскачу к Вулвертону и, если норы не забиты, переломаю Дику-мельнику все кости.
– Пожалуйста, Торни, милый, отхлещите бездельника как следует. Живо, одним духом, и тотчас обратно (Торнклиф пустился в галоп), или пусть тебя самого отхлещут, что будет для меня куда приятней. Мне приходится учить их всех дисциплине – чтобы слушались команды. Я, надо вам знать, формирую полк. Торни будет у меня сержантом, Дикон – инструктором по верховой езде, а Уилфреда с его густым басом, которым он произносит не свыше трех слогов кряду, заставлю бить в литавры.
– А Рэшли?
– Рэшли будет нести разведочную службу.
– А для меня у вас найдется должность, прелестный полковник?
– Вам предоставляется на выбор – стать полковым казначеем или главным казнокрадом… Но смотрите, собаки плутают. Вот что, мистер Фрэнк, след остыл – лису не скоро отыщут. Едемте со мной, я покажу вам красивый вид.
С этими словами она поскакала к вершине отлогого холма, откуда видна была вся окрестность, потом кинула взор вокруг, как бы желая удостовериться, что поблизости никого нет, и подвела свою лошадь к березовой рощице, закрывавшей нас от остальных охотников.
– Видите вы ту гору с острой вершиной, бурую, поросшую вереском, на одном склоне – белесое пятно?
– Ту, что замыкает длинный кряж холмов, пересекаемых болотами? Вижу ясно.
– Белесое пятно – это скала, именуемая Ястребиным Камнем, а Ястребиный Камень лежит в Шотландии.
– В самом деле? Я не думал, что Шотландия так близко от нас.
– Могу вас уверить, что это именно так, и ваш жеребец домчит вас туда за два часа.
– Но к чему мне мучить коня? Туда добрых восемнадцать миль по птичьему полету.
– Берите мою кобылу, если думаете, что она резвее. Говорю вам, через два часа вы будете в Шотландии.
– А я вам говорю, что у меня нет ни малейшего желания туда попасть; если бы голова моего коня оказалась по ту сторону границы, я не принудил бы его ступить еще хоть на шаг вперед, чтоб и хвост оказался там же. Зачем мне ехать в Шотландию?
– Чтоб укрыться от опасности, если я должна говорить откровенно. Теперь вы меня понимаете, мистер Фрэнк?
– Ничуть. Вы говорите темно, как оракул.
– Если так, скажу прямо: или вы не доверяете мне самым незаслуженным образом и в искусстве притворяться превзошли самого Рэшли Осбалдистона, или вы не знаете, в чем вас обвиняют, и тогда неудивительно, что вы так торжественно на меня уставились, – я не могу смотреть на вас без смеха.
– Честное слово, мисс Вернон, – сказал я, досадуя на ее ребяческую веселость, – я даже отдаленно не представляю себе, на что вы намекаете. Я счастлив доставить вам лишний случай позабавиться, но мне непонятно, над чем вы смеетесь.
– Правда, шутки здесь неуместны, – сказала молодая леди, и лицо ее стало спокойным, – но уж очень смешной вид у человека, когда он в непритворном недоумении. Однако дело тут серьезное. Знакомы ли вы с неким Мореем, или Моррисом, что-то в этом роде?
– Насколько я припоминаю, нет.
– Подумайте. Не было ли у вас недавно в поездке попутчика по имени Моррис?
– Единственный попутчик, с которым я проехал довольно долго, был смешной человек, так дрожавший за свой чемодан, точно в нем была спрятана его душа.
– Значит, он был подобен лисенсиату Педро Гарсия, чья душа лежала среди дукатов в его кожаном кошельке. Этот самый Моррис был ограблен, и он показал на вас как на соучастника учиненного над ним насилия.
– Вы шутите, мисс Вернон!
– Нисколько. Уверяю вас, это истинная правда.
– И вы, – сказал я в негодовании, которого даже не пробовал подавить, – вы полагаете, что я заслуженно навлек на себя такое обвинение?
– Я полагаю, вы меня вызвали бы на дуэль, будь я мужчиной. Попробуйте, если хотите, – я подстреливаю птицу на лету так же легко, как перескакиваю через пятирядную изгородь.