Робинзон из-под моста
Шрифт:
– Короче, выпить надо. Встречу Нового года по местному времени пропустила, надо хоть с москвичами успеть встретить. Открывай!
Я постарался не сплоховать с бутылкой дорого шампанского. Константин закрыл глаза. Хлопок получился тише, и пробка осталась у меня в руках. Я разлил шампанское по бокалам. Понюхал его, чтобы понять, в чем заключалась его французская ценность.
– Ну, мужики, я хочу сказать, что встреча с вами оставила у меня самое сильное впечатление в уходящем году. Ты, Толик, создал себе тот мир, в котором хочешь жить. До тебя я хотела жить, как другие, как те люди, пример с которых не стоит
– Девушку передернуло от каких-то своих воспоминаний.
– За твой маленький мир под мостом и за Новый год!
– Спасибо! Нам с Константином очень приятно.
Татьяна выпила бокал одним махом и принялась расставлять еду по столу.
– Тань, я никак не могу поверить, что вижу тебя снова. Это как..., как..., новогоднее чудо.
Мой язык немного заплетался из-за прошлой бутылки шампанского.
– Ущипни себя. Нет, лучше я тебя ущипну.
Не ожидая разрешения, она щипнула меня за тощий бок, прихватив кожу острыми ногтями. Я крякнул, как утка.
– Мираж не растаял?
– Нет. Я тебя вижу.
– Ну, всё, оставляем тему моего появления и радуемся празднику. Я вижу, ты превратил свой домик в ледяной дворец?
– Ага, вынужденно. Ветра продували насквозь. Мы тут с Костяном чуть не околели, пока морозы были.
– Красиво получилось. Я чуть не подумала, что адресом ошиблась. Не на том мосту слезла.
– Ты на такси приехала?
– Конечно, кто еще под Новый год повезет. Ценник конячий загнули, мне три дня работать надо. Ты бы видел лицо таксиста, когда я попросила остановить его на дороге. Ночь, поле, на дороге никого, и тут баба с пакетами. Я метров за сто от моста попросила остановить, дождалась, когда он уедет, и в кювет. По пояс в снегу лезу, а сама думаю, а вдруг тебя дома нет, что я творю, дура? Куда мне потом деваться, если что?
Мне было невероятно приятно слышать, что вот эта писаная красавица лезла по сугробам, чтобы встретить со мной Новый год. Я не привык тешить свое тщеславие, поэтому радость моя была не за то, что я такой офигенный мачо, к которому женщины из другого города добираются любыми путями, а за то, что это просто случилось. Татьяна, во всем своем великолепии сидела передо мной, беззаботно лепетала ни о чем, а я почти не слышал ее, из-за контузии, смотрел на нее и был счастлив.
Домашние салаты, дорогие нарезки были не чета моим скромным блюдам. Я незаметно убрал магазинные пельмени, которые сразу сделались безвкусными, в собачью миску. Еды было много. Мой, не привыкший к обильным трапезам желудок, быстро заполнился и стал давить на легкие. Я постоянно пытался отдышаться.
– Извини, Тань, все вкусно, но я объелся.
– Эх, ты Робинзон тощий, кормить тебя некому.
– Я хорошо питаюсь, только редко. Когда Константин болел, мы с ним мяса до отвала наедались.
Татьяна покачала головой, как доктор выслушавший историю пациента о том, как он дошел до этого состояния.
– Толик, а ты когда-нибудь планировал жизнь на год вперед, или больше?
Даже алкоголь в крови замер и перестал действовать, когда я попытался подумать о своей жизни в отдаленной перспективе.
– Ну, думаю, что через год я еще буду жить здесь. Только избушку свою утеплю еще лучше.
– А что если дорожники прознают о тебе? Они ведь снесут твой домик? Куда ты пойдешь?
– Ты думаешь, я не думаю об этом? Постоянно думаю. Жаль будет, если снесут.
– И все же, если снесут, куда подашься?
– В город не поеду жить. Деревню глухую поеду искать. У меня теперь велик есть, буду колесить, пока не найду, где осесть.
– Я знаю, кто ты.
– Татьяна посмотрела на меня через бокал, наполненный шампанским.
– Ты Шрек, который живет на болоте, дикий огр, прячущийся от людей.
– Тогда кто ты, Фиона, или говорящий осел?
– Ах, вот ты как! Сомневаешься еще?
– Татьяна опрокинула бокал с недопитым шампанским в себя, поставила на стол и выдохнула.
– Я покажу тебе сейчас, кто я!
Я сидел на матраце, а Татьяна на стуле. Она резко встала, чуть не опрокинув все со стола, схватила меня за шею, как будто собиралась душить и опрокинула меня на матрац. В состоянии алкогольного опьянения, редкого для меня, все произошло мгновенно. Я сидел и бац, Татьянины глаза, горящие плутовством и дерзостью, смотрят на меня в упор. Вообще, в жизни все должно происходить с точностью до наоборот. Но мой опыт против ее, не шел ни в какое сравнение. Татьяна это понимала и не ждала, когда я осмелею.
Ее губы, пахнущие вином, впились в мои. Мои руки полезли под ее одежду и нащупали тугой бюстгальтер. Он охранял груди девушки, как абсолютный страж. Я так и не понял, как обойти препятствие и отдался поцелуям.
– Ну, как? Есть еще сомнения, кто я?
– Спросила Татьяна, оторвавшись от меня.
Ее глаза сверкали, как два изумруда.
– Осёл не целовал Шрека.
– Догадался я.
– Молодец! А какую культурную программу ты планировал в праздничную ночь?
– Вообще-то, поесть хорошо, выпить шампанского и уснуть.
– Уууу, скучняха.
– Татьяна выпустила меня и снова села за стол.
– Пойдем с горки покатаемся?
Я хотел ответить, что на склонах рыхлый снег и покататься вряд ли получится, но вспомнил, что плотную упаковку от велосипеда я еще не выбросил.
– Пошли, я устрою для тебя настоящие американские горки.
Самый длинный спуск получался на углу, где обочина заворачивалась под мост. Снег там, обдуваемый сквозняками, был плотным. Было удобно скатываться и подниматься в гору. Пока я не растряс желудок, мне было тяжко, но постепенно начался кураж. Татьяна радовалась, как ребенок. Она заливисто смеялась каждый раз, когда стремительный спуск заканчивался падением и кувырками в кустарнике. Константин тоже поймал волну, он бегал то за мной, то за Татьяной, падал, закапывался в снегу и пытался веселиться не меньше нашего.
Всякий раз, когда на дороге появлялся свет фар, мы прижимались к обочине, чтобы никто не испортил нам праздник. Картон истрепался в лохмотья. Тогда мы стали скатываться на спине или животе. Снег забивался под одежду, но нам было все равно. Веселье, как наркоз, сделало тела нечувствительными к температуре. Татьяна не стеснялась распахнуть куртку, задрать все свои кофточки и вытрясти из них снег.
Наконец, мы устали. Татьяна скатилась последний раз на спине головой вперед, да так и осталась лежать. Я подкатился рядом и замер рядом с ней. Она смотрела в звездное небо. Чистое от облаков небо светилось миллиардами звезд. Я посмотрел на профиль девушки и увидел, как звезды отражаются в слезах, замерших в уголках ее глаз.