Робинзон из-под моста
Шрифт:
Была уже половина седьмого. Поток работников иссяк. На стоянке осталось три автомобиля. Я решил ждать до тех пор, пока не останется ни одного автомобиля. В душе я начал ругать себя за легкомысленность. Надежды придавал мне поступок Татьяны, когда она приехала на новый год. Она была в гораздо худшем положении. Если бы меня не оказалось, ей пришлось бы топать ночью в город несколько километров.
В последнюю машину сел полный очкарик. Он бросил на меня взгляд, чем спровоцировал задать ему вопрос.
– Извините,
Мужчина подозрительно посмотрел на меня через опущенное стекло.
– Допустим.
– Его предположение звучало утвердительно.
– Мне нужна Татьяна, помощник юриста, она работает у вас. Вы знаете ее?
– Допустим. А ты ей кто?
– Спросил он прямо.
– Знакомый. Очень хорошо ее знаю, но я не из вашего города, хотел сюрприз устроить.
Пухлик осмотрел меня, как полицейский на наркодилера, по виду которого пытался понять, куда тот запрятал дозу на этот раз.
– Один уже приезжал два дня назад с сюрпризом.
– Ответил мужчина.
– В смысле?
– Не понял я.
– Тоже дождался ее с работы, а потом...
Я вдруг всё понял, не дождавшись, когда договорит мужчина.
– ... порезал всю.
– Договорил он.
– Виктор?
– Догадался я.
– Я не знаю, как его зовут. Вон, видишь бордюр испачканный, это в ее крови. Она лежала там до приезда скорой.
– Она жива?
– у меня мир закружился перед глазами. Почему я так долго собирался. Все могло бы случиться иначе.
– Говорят, очень плоха. Но это бабы сплетничают. Шеф, отец ее, второй день в больнице живет. Крови много было.
Я немного впал в прострацию и собрался куда-то идти. Голос пухлика привел меня в чувство.
– Слышь, парень, я как раз мимо больницы поеду, где она лежит, могу подбросить?
– Ага, хорошо, давайте.
– Я сел в машину.
Меня колотило, когда я зашел в приемное отделение. Мне было страшно все, узнать, что Татьяны уже нет, увидеть ее родителей, убитых горем, понять, что моя сказка тоже закончилась. Мои глаза выражали все, что я не мог произнести.
– Ттттатьяна к вам поступала...
– Женщина в приемном отделении сразу поняла о ком речь.
– Ножевые ранения?
Я согласно замотал головой. Думаю, мои испуганные глаза были по пятаку.
– В реанимации она. В себя почти не приходит.
– К ней пускают?
– Спросил я сквозь зубы, стиснутые сведенными скулами.
– Только близких. Вы кто ей?
Я проклянул свой синдром правдолюба. Не будь его, я бы запросто представился братом.
– Знакомый, из другого города.
– Нет, не пущу. Случай криминальный, кроме близких родственников нельзя пускать.
В этот момент в коридоре показалась хорошо одетая женщина, на которой не было лица. Ее внешность и движения выдавали в ней великую скорбь. Глаза были потухшими, прикрытые припухшими веками. Она шла по коридору, будто никого не видела.
– Эй, парень!
– Меня окликнула женщина из окошка приемного отделения.
– Это ее мать. Если она разрешит тебе пройти с собой, то можно.
Это был шанс. Я был до ужаса стеснительным и асоциальным, и мне было невероятно трудно подойти к незнакомому человеку, да еще во время такого несчастья. Только осознание того, что Татьяна тоже стала частью меня, и я имею право увидеть ее, хотя бы в последнюю минуту жизни, подвигло меня набраться смелости, подойти к женщине и представиться.
– Здрасьте, я, Толик.
Женщина подняла на меня печальные и усталые глаза. Она посмотрела сквозь меня.
– Какой Толик?
– Бесцветным голосом спросила она.
– Татьяна рассказывала вам обо мне. Помните, весной она приезжала лечить меня. Я тогда чуть не умер от простуды?
– А, Толик со странностями, Робинзон из-под моста.
– Да, это я.
– Меня ничуть не покоробило то, что моей характерной чертой были странности.
– А вот Танюшка наша...
– Мать не договорила и заплакала.
Она ткнулась мне в грудь и затряслась. Я стоял и озирался по сторонам, не зная, как ее успокоить. Люди в очереди, смотрели на меня.
– Пошли, ели придет в себя, может узнает, тогда и простишься с ней.
– Мать Татьяны повела меня за собой.
Мы сели в лифт и поднялись на третий этаж. Здесь было тихо. Чувствовалось, что это было местом, в котором решается судьба людей, остаться в этом мире, или перейти в иной. Возле третьей двери, на кушетке сидел мужчина. Он уткнулся головой в сложенные руки и не двигался. Он повернулся только когда я и Танина мама подошли вплотную.
– Саш, это знакомый Тани, Анатолий.
– Представила она меня.
Отец и по виду был суров, как рассказывала Татьяна.
– Еще один?
– Спросил он.
– Выходит, я всегда был не в курсе ее отношений?
– Какая сейчас разница. Это хороший человек, мне Танюшка о нем рассказывала.
Мы сели и замолчали.
– Доктор выходил?
– Спросила мать.
– Нет.
– Коротко ответил отец.
Через минуту открылась дверь. Все вскочили. Я почувствовал в этот момент родительский страх известия о смерти дочери. Их глаза выражали его яснее слов.
– Как она?
– Спросила мать.
Доктор молча показал отойти подальше от двери.
– Пришла в себя. Это хороший знак. Но буду с вами откровенен, что раны почти несовместимы с жизнью. Вся надежда на молодость и крепкое здоровье. Печень, легкие, почки, все задето. Состояние пограничное. Нужен толчок, который приведет к выздоровлению, или.... Ладно, не будем о плохом.
– Нам можно пройти к ней?
– Спросил отец.
– Да, но предупреждаю, только положительные эмоции. Никакого воспитания.