Родимая сторонка
Шрифт:
Проводила бабка Соломонида сыновей, а сама еле до дому добрела. Устала, старая, не может и на крылечко подняться. Села на лавочку под березами отдохнуть. Да где тут? Набежали ребятишки со всех сторон. Повадились, пострелята, сказки слушать, прямо отбою нет.
А бабке нынче не до сказок. Стала ребят уговаривать:
— Ни одной, милые, не осталось больше, все пересказала. Идите-ка лучше гулять…
Да разве их обманешь?! Обсели бабку, жмутся к ней, теребят: расскажи да расскажи!
Ну что ты с ними поделаешь?
Задумалась
— Слушайте-ко, ребятки, что я вам придумала…
Вытерла губы кончиком платка и ровным голосом принялась сказывать:
«Бывало-живало, не близко, не далеко, в русском царстве-государстве народился у одного богатея, проще сказать у купца, могучий богатырь. Сызмальства он кашу с молоком да мед ел, оттого и тело нажил белое да плотное, лицо румяное да чистое, а брюхо круглое. И силищи в богатыре незнамо сколько было.
Только пошла ему вскорости лишняя сила во вред: стал он озоровать шибко — то у мужика телегу на крышу взворотит, то у лошади хвост вырвет, то овин завалит набок, то у проезжего купчишки воз с товаром перевернет…
В те поры кличет родитель его к себе:
— Чадушко мое! — говорит. — Хватит потешаться, пришло то время царю государю службу сослужить, за своих братушек-купчишек заступиться, от мужиков-сермяжников их оборонить. Лютует ноне мужик, не хочет свою долю несть, не хочет работать на нас и хлебом нас кормить.
Говорит тут богатырь, а его Сысоем звали, по прозвищу Брюхан:
— Рад я, дорогой батюшка, осударю-царю службу сослужить, да не знаю как.
Родитель в те поры ему ответствует:
— Должен ты, говорит, великое сражение вынести. В один год, в один месяц, в одну ночь и в один час с тобой народился у мужицкой голытьбы богатырь, по прозванию Еремей Безземельный. Хоть и вырос он, поганец, на щах да на квасе, а силы вышел несусветной. И лицом тот богатырь чище тебя и телом статней. И горько мне, старику, и дюже обидно видеть это.
А чует мое сердце, что не побороть тебе того Безземельного Еремея, ежели ты без хитрости к нему пойдешь. Какую хитрость пустить следовает, я те сейчас научу. Когда будете вы в чистом поле съезжаться друг супротив дружки, позови его попрощаться перед боем. Слезет он с коня, и ты слезай. А только меча с палицей не сымай с себя. И как будете напоследок обниматься, бросай того Еремея врасплох на землю, тут ему и кончину сделай.
Поклонился Сысой Брюхан родителю в ноги за науку, а сам снаряжаться пошел.
Взял он себе щит весом в семь пудов, да палицу двухпудовую, да меч-кинжал огромной. Сел на свово коня, поехал.
Долго ли, коротко ли ехал, видит: идет по дороге человек, два бревна на плече несет, посвистывает. Подивился Сысой Брюхан, остановил коня.
— Что за человек такой силой своей похваляется? Уж не Еремей ли Безземельный, часом?
Сбросил тот человек бревна с плеча, рукавицей лоб вытер, говорит:
— Я
Осерчал на те слова Сысой Брюхан, а еще пуще зависть его начала грызть: велик был ростом Еремей, лицом красив, телом статен и в плечах широк.
— Как ты смеешь, — кричит Сысой, — моего дорогого батюшку срамить и пакостить так? А хочешь, я тебе в горб за это?!
Услышал те слова Еремей Безземельный, схватил в сердцах бревно да и махнул в обидчика. Сысоев конь, как собака, на задние ноги сел от того удара, а сам Сысой Брюхан пал на землю и ноги кверху задрал. Кабы не рубаха на нем железная, остался бы тут навеки.
Струсил он и вспомнил сразу родителеву науку. Покряхтел, почесался, встал и говорит:
— Ах ты, мужичья кость! И драться-то по-благородному не умеешь. Коли хочешь биться, выезжай на край земли в чисто поле. Там и поквитаемся. А здесь не к лицу мне с тобой, вахлаком, валандаться!..
А когда прочь отъехал, еще и посмеялся:
— Забыл я, что ты не только Безземельный, а и Безлошадный. На корове, что ли, ко мне выедешь?
Стерпел Еремей насмешку, а сам тем же часом к дяде своему пошел. У него дядя богатый был, но такой ли скаред, что зимой снегу не выпросишь. А тут вдруг разжалобился: «Коня, — говорит, — я тебе не дам, а кобылу рыжую возьми, пожалуй». Той кобыле, правда, годов двадцать было, и она еле ноги таскала; на шкуру и то не годилась: вся в болячках. А дядя и тут пожадничал: «Как будет, — говорит, — кобыла жеребят носить, одного мне приведешь».
Что поделаешь? Даровому коню в зубы не глядят. Взял Еремей кобылу, привел домой. И уж так ли за ней ухаживал: в речке купал, на лугу сам пас, чистил, холил, хлеб с ней последний делил. Выправилась кобыла, обгулялась и понесла жеребенка. Три года прошло, вырос у Еремея конь силы и красоты дивной.
Попросил тогда Еремей кузнеца деревенского сковать шапку и рубаху железную, меч и палицу. Обрядился, поехал Сысоя Брюхана искать. И повстречались они в чистом поле, на краю земли, у самых гор.
Закричал Еремей:
— Слезай, с коня, купчина! Давай попрощаемся. Кому-то из нас не видать завтра солнышка.
У Сысоя сердце екнуло, а виду он не показывает, да еще похваляется:
— Долгонько же ты, сермяжник, по смерть собирался!
Сошел Еремей с коня, положил на землю меч и палицу, сам к Сысою идет. Тот навстречу ему при всем, как есть.
Только обнялись для последнего прощания, как схватил Сысой Еремея за пояс, приподнял над головой и бросил на землю. А когда привстал Еремей на колени, ударил его Сысой со всего маху двухпудовой палицей по железной шапке. От такого удара Еремей в землю по пояс ушел и умом первое время помутился. А Сысой меч да палицу бросил ему и приказ дал: