Родина (Огни - Разбег - Родной дом)
Шрифт:
Фимочка уже словно летала по залу. Вьюнки светлых волос, как золотое легкое пламя развевающиеся над ее детски-ясным лбом, сине-красно-зеленые волны легкого платьица — все выражало сейчас ту неиссякаемо-страстную энергию, когда, по выражению Мани Журавиной, около Фимочки «можно было обжечься».
— Смотри, Сонечка: вот в этом простенке я поставлю стеллаж с новинками общественно-политической литературы. «В помощь изучающим марксизм — ленинизм»…
Она быстро написала эти слова по воздуху.
— А здесь — стеллажи новинок художественной, технической, детской литературы. А вот за той дверью, в небольшой комнате, мы сделаем газетно-журнальную читальню.
— Не забудь и первый этаж, там такое же расположение комнат, — подсказала Соня.
— Внизу мы сделаем отдел для работы с детьми. Знаешь, какая это публика? Им чтобы просторно было, чтобы и смеяться, и поработать большой компанией… Тут тебе начнется такая самодеятельная работа, что поспевай только: кто стенгазету, кто альбом вырезок делает, кто пионерский кроссворд придумывает, кто игру «Мои любимые писатели» организует… О, это такая, знаешь, публика!..
— А ты разве изучила эту публику?
— Так ведь я же начала свою работу среди детей, — важно ответила Фимочка и вдруг, схватившись за голову, вспомнила: — Но ведь здесь ничего этого нету, ведь это же все создать надо! Батюшки, сколько работы, сколько работы… Так надо же сию минуту начинать, Соня!
— Есть сию минуту! — по-военному ответила Соня. — Я тебя познакомлю с нашей Павлой Константиновной, секретарем горкома по пропаганде.
— Идем! Немедленно!
У Павлы Константиновны девушки пробыли больше часа. Когда обе вышли на улицу, Фимочка даже подскакивала от восторга:
— Как она замечательно говорит, Павла Константиновна!
— По-моему, больше всего ты говорила, Фимочка!
— Ну и что же? О важных делах надо говорить, не скупясь на слова.
— Я не спорю. Все было прекрасно, все твои предложения приняты, а главное — ты скоро поедешь в Москву за книгами.
Фимочка, вдруг хитро покосившись на Соню, спросила:
— А что тебе шепнула Павла Константиновна, когда мы собирались уходить?
— Она сказала: «Эта маленькая — как весенний ветер».
— Вот я вам покажу «маленькую»! — с шутливой угрозой произнесла Фимочка.
Через день она ехала в Москву. Парусиновый комбинезон ее остался висеть на гвоздике в мезонине челищевского дома.
Через час после отъезда Фимочки пришел московский поезд, с которого сошли двенадцать девушек и десять юношей. Впереди всех шла высокая худощавая девушка с фигурой спортсменки. Ее матовое лицо с широкими коричневыми бровями выражало непоколебимую серьезность и почти мрачное спокойствие, отчего она казалась старше своих лет. Очень густые, прямые пряди каштановых волос лежали на голове, как толстая повязка. Довольно большой нос и усики над толстоватой губой довершали суровый облик новоприбывшей девушки, которая всем встречающим показалась некрасивой и даже несимпатичной.
— Ой, как нехороша! — шепнула Юля Сунцову.
Высокая девушка крепко, по-мужски пожала руки встречающим и глуховатым голосом назвала себя:
— Милица Терехова.
Скоро кленовцы и новоприезжие перезнакомились, и первое впечатление от Милицы рассеялось. Ее спутники рассказали, что все они студенты лесотехнического института, а Милица — их «подлинная предводительница»: это она убедила своих друзей поехать в Кленовый дол восстанавливать знаменитый зеленый пояс. В письме кленовских комсомольцев Милицу больше всего поразила история уничтожения гитлеровцами Кленового дола. Обычно тихая и молчаливая, весной сорок четвертого года Милица невиданно «разошлась»: всем своим друзьям и товарищам по институту на студенческих и комсомольских собраниях она зачитывала письмо кленовских комсомольцев, призывая их помочь Кленовому долу: «Как же мы, лесники, можем допустить, чтобы пропадал лес? Тот, кто равнодушно слушает об этом, — просто человек без сердца и без воображения, тот не любит людей, тому не жалко детей, оставшихся без зеленых насаждений, без свежей тени лесов!» Конечно, среди студентов-лесников нашлись отзывчивые люди. Милица добилась своего: несколько десятков юношей и девушек заканчивали свои курсовые задания, можно прямо сказать, «под знаменем Кленового дола». Милица убедила руководителей, что восстановление леса является «делом чести» не только группы энтузиастов, но и всего института. Пребывание студентов-лесников в Кленовом доле было объявлено их летней практикой.
— А это значит, — вмешалась в беседу своих товарищей с кленовцами Милица, — что мы, московские лесники, высадив деревья, будем заботиться о них все лето, не дадим ни одной веточке поломаться. И еще учтите: мы, приехавшие сегодня, являемся только первым отрядом лесников. Следом за нами еще едут лесники, и, значит, скоро в Кленовом доле произойдут большие перемены, вот увидите.
Произнося эти слова как непреложное решение, Милица опять замолчала.
— Знаешь, Юлечка, эта Милица — такой характер: больше делает, чем говорит, — заключил Сунцов, возвращаясь домой из Кленового дола.
Молодые супруги весь вечер вспоминали и рассказывали друзьям у себя в Доме стахановцев, что они видели сегодня в Кленовом доле.
Прежде всего, они убедились, что Милица в самом деле «настоящая предводительница». Милица приехала во главе своего лесного отряда, имея составленный еще в Москве ясный «план действий». Часа не прошло, как в Кленовом доле раскинулся лагерь: забелели палатки, в различных местах запылали костры, и скоро звон походных чайников и котелков возвестил начало обеда. Далее Милица собрала всех членов отряда и объявила первую лесную «летучку», которую провела «железной рукой», как выразился Сунцов. Далее Милица объявила, что после «подробного обследования» Кленового дола должен быть составлен план работы по лесопосадкам, а через день, после приезда следующего большого отряда лесников, должен быть составлен график работ.
— Голоса не повысит, а строга-а! — с увлечением рассказывал Сунцов. — «Помните, говорит, товарищи: на карте лесных богатств Советского Союза Кленовый дол должен числиться не номинально, а как факт живой действительности!» И формулировки у нее, братцы, как в аптеке: не прибавишь, не убавишь!
На другой же день о лесниках заговорил весь город. Новую партию студентов пошли встречать не только назначенные дежурные, но целая толпа горожан, заводских рабочих и школьников. Прошло еще два дня, и в Кленовый дол начались паломничества: не было человека в городе, кого не радовали бы перемены в Кленовом доле. А кроме того, для многих все это выглядело просто неожиданностью. В городе ходили разговоры:
— Подумайте, — и все это комсомольское письмо наделало!..
— Кто бы мог ожидать? Время трудное, у всех столько забот, — и вот смотрите: и на разоренный наш Кленовск хватило сил для помощи.
— Лесники московские, можно сказать, всех приезжих за пояс заткнули!
Однако на Кленовый дол не только ходили смотреть: у студентов-лесников скоро появились помощники, число которых росло с каждым днем. Больше всего среди этих добровольных помощников было молодежи. Все, что делали в Кленовом доле московские лесники, обладало неистощимо-притягательной силой. Заводская молодежь, школьники, домашние хозяйки, глядя на работу молодых москвичей, загорались желанием «тоже по-свойски руку приложить к благородному делу», как выражался Василий Петрович Орлов.