Родина зовёт
Шрифт:
Давид даже не сразу понял, что увидел.
Вот оставшиеся защитники Амрилана, сражаются с рычащей толпой драунгов. Вот самый огромный, в железных наплечниках с шипами, откидывает одного из воинов. Делает шаг к странно дергающейся Арин'дале. Хватает её уродливой, покрытой жгутами вен лапой. И неуловимым, резким движением перерезает горло. Арин’дала медленно, будто в чудовищном сне падает на землю.
"Отходим!", — громко рыкнул драунг и его войско послушно двинулось в открывшейся портал.
Как он добрался до того места, Давид не помнил. В его висках, стучала лишь одна бессмысленная надежда.
— Это не Арин’дала. Не Арин'дала. Убили кого-то другого. Не её.
Он бормотал это бессвязно и горячо. Как молитву. Но добежав, понял — Равновесие осталось глухим к его мольбам.
На залитой кровью траве с перерезанным горлом, лежала Арин'дала. Её большие синие глаза с удивлением смотрели в грозовое небо. С которого начали падать первые тяжелые капли.
Давид рухнул на колени рядом. Пропало все. Мысли, чувства, даже окружающий мир.
Где-то раздавался крик Карин'далы — старейшины. Его приёмной матери.
— Заберите его. Немедленно заберите!
А Давид просто смотрел на распластавшийся перед ним труп и понимал. Больше ни будет совместной охоты. Ни будет шуток друг над другом, горячих ночей, свадьбы, их общих детей. Больше вообще ничего не будет. Только вечная пустота.
Он прижал к себе бездыханное тело любимой. Бессмысленно глядя на ее нежное лицо, с запекшейся кровью на губах. Не в силах не то, что плакать, а произнести хоть какой-то звук.
— Давид, мальчик мой, — на плечо легла прохладная ладонь матери. Он даже не повернул головы. — Давид, не нужно смотреть. Я прошу, уходи. О ней позаботятся.
— Они исчезли как только её убили, — голос стал чужым. Звучал хрипло и сдавленно. Подняв голову на старейшину, он пристально посмотрел ей в глаза. — Почему? Что она им сделала?
— Эти твари, решили, что Арин’дала — Избранная. Увидели у неё медальон.
— Я ждал ее на Светлой поляне, — Давида снова посмотрел на мертвое тело любимой. И его охватила дрожь. — Арин’дала не разрешила присутствовать на вашем собрании. Почему?! Святые Силы, почему я ее послушался?! — Давид схватился за голову. — Я должен был находиться рядом! Должен был!
— Ты ни в чем, не виноват, мальчик мой, — тихо произнесла старейшина. — И ты обязан взять себя в руки. Нельзя делать, то что…, — она запнулась, покачала головой. — Это трудно, я знаю, но ты сможешь жить. Просто поверь мне. Не ты один сегодня кого-то лишился.
Давид покачал головой.
— Пошло всё к демонам, — отрешенно бросил он. — Мне всегда было наплевать на всех, кроме Ариндалы. И нет. Жить без неё я не смогу. Жить без самой жизни просто невозможно.
Давид с мрачной решимостью взял из холодной руки Арин’далы священный медальон и надел его.
— Нельзя! — Карин’дала попыталась сорвать священную вещь.
Но Давид перехватил её за запястье и грустно покачал головой.
— Говорят, если медальон будет долго надет не на Избранном, то он умрет. Очень на это надеюсь.
— Сумасшедший! Сними немедленно! — Карин'дала снова попыталась сорвать медальон. С тем же успехом. Справиться с Давидом не могла не только она, но и никто в Амрилане.
Давид просто качнулся в сторону. Не давая к себе прикоснуться.
Карин’дала растерянно оглянулась по сторонам. Надеясь, что кто-нибудь еще окажется по близости и поможет ей. Но никого рядом не было.
— Давид, пожалуйста! Я умоляю. Подумай хотя бы обо мне, — по щекам старейшины струились слёзы.
Но Давид их не видел. В глазах стояла лишь мертвая Арин'дала.
"Еще немного и мы будем вместе. Потерпи, душа моя"
Но время шло, а ничего так и не происходило.
Давид разочарованно вздохнул.
— Какая, ирония. Моя Арин’дала, погибла из-за фальшивки.
— Это не фальшивка, — глаза Карин’далы потрясенно расширились. — Еще утром я видела как некоторых эльфов начинало трясти, едва они дотронулись до медальона. — Она медленно покачала головой. — Воплощение Воли. Отстраненный, бесстрастный, упрямый. Как я не поняла сразу? Ты — Избранный.
— Мне все равно, — Давид надел на палец любимой так и не пригодившееся обручальное кольцо. — Моя жизнь, закончилась сегодня, на этом месте.
— Теперь, твоя жизнь тебе не принадлежит. Прости, мальчик мой.
Но Давид казалось и не слышал её. Он последний раз поцеловав Арин’далу в лоб и не твердой походкой направился к себе. На его лице не дрогнул ни единый мускул. Лишь кулаки были сжаты до побелевших костяшек.
Душу больше не грел огонь любви. Как озеро покрывающееся толщей льда в лютую зиму, так сковывали его душу безразличие, пустота. Он остался один.
Глава 22 — Вот это вляпались!
С трудом открыв глаза, Даниэль немедленно задался вопросом: "Зачем я это сделал?"
Во рту было сухо как в пустыне. А в голове кто-то явно не питавший к нему симпатии, скрежетал железным ногтем по стеклу.
Собрав все силы в кулак, Даниэль оторвал голову от подушки и осмотрелся. Сквозь ткань палатки пробивался яркий солнечный свет.
"Солнце встало, значт уже утро" — сделал Даниэль вывод достойный «Воплощения ума».
Далее последовало еще более гениальный открытие — он проспал всю ночь палатке. Причем, судя по вещам чужой. В то время как должен был дежурить.
— Ребята. — позвал он сухим как опавший лист языком. — Вы почему меня не разбудили?
Звук, который он произвел, вполне соответствовал шуршанию опавшей листвы. Поэтому не было ничего удивительного, что никто не отозвался.
Встав, Даниэль с трудом разогнулся. Кости затрещали как у столетнего старика. Мышцы онемели и того больше.
"Какого демона? Я начал страдать лунатизмом и всю ночь боролся с бешенным медведем?"
Иначе объяснить ноющую боль во всем теле, Даниэль не мог.