Родишь мне сына

Яблонская Альбина

Я выкурил сигарету. Было уже довольно холодно. Где-то далеко лаяли собаки, но не Марла. Этот лай бы я узнал. Выбросив окурок, открыл входную дверь. Еще раз подумал о ней — о том, как было приятно видеть ее сопящей на диване. Когда я возвращался...

И уши уловили музыку. Играло радио.

Я замер на пороге и понял, что дом пахнет свежеприготовленной едой.

Повсюду темно, света нет ни в коридоре, ни в гостиной. Нигде. Но когда я включил освещение кухни, то увидел Лану. Она что-то готовила в переднике. В кромешной темноте.

— Привет, — сказал я беспонтово.

Реально не верилось, что она все еще здесь. Лана осталась со мной. Невероятно.

— Привет, — ответила она. — Как прошел день?

— Ну... — стоял у меня ком в горле. — День был не самый простой. Скажем так. Но в целом нормально.

— А я, — пожала она плечами, — тебе поесть приготовила. Можешь сесть и поесть. Если голоден... Только руки помой перед едой.

Я отправился в ванную. Закрыл дверь изнутри и стал смотреть на свое отражение. Я снова трогал шрам. Представлял себя без увечий. Мне надо было вымыть руки и выйти к ней, выйти к Лане. Все предельно просто — с этим справится и ребенок. Я выдавил немного жидкого мыла и стал методично мылить ладони: перемешивать пенку пальцами, натирать тыльную сторону, до самых запястий... Но тут заметил кровь. Небольшое алое пятнышко на манжете. Оно будто смотрело на меня, смотрело мне прямо в душу.

Я видел Листьеву. Ее ревущие глаза. Я снова слышал ее мольбы, ее крики.

Сняв пиджак и повесив его на крючок для халата, я принялся застирывать пятно. Намыливал мылом и тер. Брал мыла еще — и снова тер, осветляя кровавую точку. Она становилась светлее, меняла оттенок. Даже казалось, что исчезает в густой белой пене. Но когда я смывал пену водой, то снова его видел. Видел это пятно. Оно не смывалось. Не хотело исчезать и словно было насечкой в моей памяти — зарубкой о заказе, который мне не следовало выполнять.

Мои руки затряслись. Я был сам на себя не похож. Хотелось взять ножницы и вырезать кусок рубашки — только бы пятно пропало. Я словно боялся, что Лана увидит и все поймет. Хотя и знал, что это невозможно.

Она меня ждала на кухне. Я пообещал ей вымыть руки и вернуться. Но это блядское пятно не давало мне жизни. Я опять его намылил, оттянул манжет как можно больше и стал тереть с большим усилием. Как будто от этого зависит вся моя долбаная жизнь. Я тер и тер, застирывал со всем усердием. Там не могло ничего остаться, просто не могло... Но я отчетливо видел кровь.

— БЛЯДЬ! СУКА! — Я судорожно рвал на себе пуговицы, чтобы снять эту конченую рубашку. Выбросить ее в корзину. И бешено крикнуть прямо в зеркало: — НЕНАВИЖУ!

Господи, как же это тяжело. Ненавидеть самого себя. Но она не виновата, она здесь ни при чем. Вообще ни при чем...

Я наконец успокоился и вышел к столу.

Чем-то очень вкусно пахло. Все это казалось сном — приятным сновидением, не более того.

— Все нормально? — спросила меня Лана, стоя у плиты. Ее глаза смотрели в пол, но на самом деле она видела меня насквозь.

И я ей ответил:

— Нет, все просто отлично. И пахнет аппетитно. Что это?

— Омлет.

— Омлет? — удивился я. И через пару секунд на моей тарелке был кусок румяного омлета.

— Хочу сразу сказать, что готовлю нечасто, так что опыта мало. Но знала, что ты приедешь голодный, так что...

Я смотрел на этот омлет и не мог найти слов. Она приготовила это для меня. Сама. Ничего не видя. В полной темноте. Это было самым необычным, что делали для меня в этой жизни.

— А где же взяла продукты?

— Соседка дала, — ответила Лана.

И это меня просто добило.

— Соседка? Какая соседка? Ты ходила к соседям?

Я представил, что она им говорила. Что она могла им рассказать обо мне. Об их соседе-уебане.

— Нет, — мотала она головой. — Тетя Клава сама к нам заглянула.

— Тетя Клава?

— Да. Она слышала выстрел. И пришла узнать, все ли у нас нормально.

— Слышала выстрел... — повторил я. — И что ты ей сказала?

— Сказала, что ты просто чинил машину. Я приврала, что там глушитель сломался. Вот и был хлопок.

Она сказала это, и я просто рассмеялся. Не мог сдержать улыбки — настолько искренней и наивной была ее речь. Как и сама рассказчица.

— Хлопок от глушителя?

— Ага, — улыбнулась Лана.

Но потом моя улыбка стала вянуть. Я думал об одной простой вещи — она не выходила из головы. И я хотел спросить об этом прямо.

— Почему ты не ушла? — Мне было трудно это говорить, но хотелось услышать ответ. — Почему не воспользовалась шансом? Могла ведь оставить это чертово место. Спокойно слинять. Зачем? Почему ты решила остаться? Ведь ты знала, что я вернусь.

— Ну... — выдохнула Лана, снимая с себя фартук. — Соседка была очень рада, что рядом поселилась девушка. Говорила, что теперь будет заглядывать почаще. Обещала приносить нам овощи и яйца. Она держит кур, есть огород. Мне не хотелось ее расстраивать. Она такая приятная женщина... А еще, как мне кажется, Марле здесь понравилось, — говорила она тихим голосом, как будто и сама стеснялась рассказать. — Тут много места, просторный двор. Она счастлива. А если счастлива она, то счастлива и я. Связь поводыря и его хозяина устроена так, что эмоции собаки передаются человеку. Так мы понимаем об опасности, об открытых люках. О том, что впереди лужа или красный свет. Вот только... мне кажется, что она опять украла твою обувь. Я пыталась убираться и нашла шнурки. Вернее, — разводила Лана руками, — уже то, что от них осталось.

Я взял ее крепко за ладонь и успокоил:

— Ничего, не переживай. Главное, чтобы вы были счастливы. Обе. И ты, и Марла.

— Хм... — Она опять улыбалась. И это было лучшим подарком после всего того, что случилось со мною в тот день. — Ну и как тебе? Как еда? Не слишком ужасна?

Я опустил глаза и взглянул на пустую тарелку. Пока она говорила, я сам не заметил, как съел все до последнего кусочка.

Поэтому я честно ей признался:

— Это был самый вкусный омлет, который я когда-либо ел.