Родишь мне сына
Шрифт:
— Что произошло? — выскочил какой-то парень моих лет. Но только щуплый, невысокий, с глупой копной на башке. — Кто вы такой?!
— А ТЫ КТО, СУКА, ТАКОЙ?!
— Да я директор клиники! — визжал он на того, кто мог свернуть ему шею одним мизинцем. — А вы тут чего кричите?!
Я схватил его левой рукой за шиворот и придавил к стене:
— Видишь эту собаку?! ВИДИШЬ?!
— Да что вы себе позволяете?! — Он извивался, словно уж на сковородке, и не мог понять, как крепко он влип. И выход только один — спасти это животное. Только так.
— ЭТА СОБАКА РАНЕНА!
— Ранена?! Огнестрельное ранение?!
— Да, умник! Огнестрельное ранение! И ты должен вытащить пулю! Сейчас же!
— Но по правилам, я должен сообщить в полицию...
— Тебе нужна полиция, сынок?! Полиция нужна?! Да я сам лейтенант ФСБ! — При этих словах я вытащил из пиджака чужую корочку. — Лейтенант Максим Варламов! Всем на выход! НА ВЫХОД, Я СКАЗАЛ!
Кошатники, собачники, владельцы крыс — все они слились в одну дружную давку и бились за возможность выбраться из здания первым.
Я должен был что-то делать. И если ради счастья Ланы мне придется выдавать себя за эфэсбэшника — плевать. Я пущу в ход все, только бы это сработало. Только бы она не умерла.
— О боже... — побледнел главврач. — Какой кошмар. Неужели вы из ФСБ?
— У тебя что, глаза повылезали, а?! Удостоверение в упор не видишь?!
Он протянул к документу руку и пытался рассмотреть мою фотку, но я заломил эту самую руку ему за спину и проорал на ухо:
— ОНА СЕЙЧАС УМРЕТ ИЗ-ЗА ТЕБЯ!
— Нет, прошу! Отпустите, мне больно!
Но я продолжал убеждать придурка, что он должен это сделать.
— СОБАКА БЫЛА РАНЕНА ПРИ ИСПОЛНЕНИИ!
— При исполнении?! Ничего себе...
— ОНА ЗАЩИЩАЛА САМОГО ВИЦЕ-ПРЕМЬЕРА! ПОНИМАЕШЬ?! ВИЦЕ-ПРЕМЬЕРА, БЛЯДЬ! ПОЙМАЛА ПУЛЮ ВМЕСТО НЕГО!
— Хорошо, хорошо! — молил он разжать наконец руку. — Я все понял, все понял! Но я не могу ее прооперировать!
— Почему?! Какого хрена?!
— У нас... — дрожал у него голос. — Понимаете, мы элитная клиника, к нам записываются заранее. Операционная занята. У нас... — заикался врач при виде моей краснеющей морды со шрамом, — у нас запись... расписана... на три... месяца...
У меня просто не было выбора. Он меня реально вынудил. Другой дороги не было.
Я вытащил пистолет и сказал:
— Ты что, мудила... хочешь, чтобы к тебе с Лубянки позвонили? С Лубянки хочешь визит? — Я направил ему ствол в лицо, чтобы объяснить все максимально ясно: — Если эта собака умрет... ты тоже умрешь. Тебе это понятно?
— Г... господи... — заикался врач. — Прошу, не... надо.
— У тебя есть семья? Есть жена? Детишки?
— Д... д-да... у нас есть дочка.
— Сколько ей лет? Уже большая?
— Ей восемь... скоро будет...
Хирург дрожал и не сводил своих выпученных глаз с пистолета. Но я не хотел идти на крайности. Просто мне нужна гарантия.
— Ты бы не хотел, чтобы дочь умерла?
— Нет... — чуть ли не плакал он. — Нет, что вы? Прошу...
— Тогда представь, что эта собака — твоя дочь. Не дай ей умереть. Марла должна жить.
В ту минуту я понимал, что делаю нечто важное. Что-то по-настоящему хорошее и доброе. Да, я делал это по-своему и со стороны можно подумать, будто это ужасно. Но я в принципе был ужасен, такова моя натура. По-другому не умею. А вот собаку жалко. Лану жалко. Я не могу их потерять и пойду на все ради их тандема.
— Так, народ! — пришел в себя врач и начал стаскивать персонал. — Нам нужно бросить все силы на эту собаку! Внимание! Марла должна выжить! Она ранена, теряет кровь! Нам надо срочно ее реанимировать! Любые кастрации, стерилизации подождут! Бросьте все дела, закройте прием — вы все мне нужны в операционной! Живо!
Все вокруг засуетились, забегали. Звенели инструменты, капельницы. Кто бежал с какими-то ампулами, кто нес пакет плазмы в руках, а кто-то помогал мне уложить уже почти бездыханную Марлу на стол. Большой и холодный. Отсюда она или уйдет живой, или останется навечно. Судя по всему, шансов было мало.
Люди в белых халатах щупали ее, светили в черный глаз фонариком, но она не реагировала. Время шло на минуты. Никто не мог сказать наверняка, получится ли у нас. Вернется ли она к нам, в этот мир. Или уже слишком поздно.
— Так, — командовал главный, — брейте шерсть. Вот тут. Обработайте... Скальпель... Зажим... Я не вижу, где вышла пуля — ищите, ну же!
Я выдохнул и отошел в сторонку. Все, что было в моих силах, я сделал. Теперь оставалось ждать чуда. Уверен, этот парень знает свое дело, он справится. Обязательно справится.
— Продолжайте массировать сердце... — долетало сквозь тяжелые мысли. — Откачайте кровь... Зажмите вот здесь... Хорошо... Падает пульс — еще один укол...
Я все это время стоял и молча смотрел, как Лана держит Марлу за лапу. Она сидела на полу возле стола и держала ее за лапу, будто поддерживала. Будто не хотела отпускать в собачий рай. До последнего вздоха.
И я ей завидовал. Нет — не Лане. Ее собаке. Марле... Я бы безумно хотел, чтобы кто-то меня вот так держал крепко за руку и не отпускал. Ни на мгновенье.
Когда-то я точно так же лежал овощем.
Происходящее вернуло меня в прошлое. Я вспоминал, как все произошло...
Я был в спецназе. Элитное подразделение. Нас бросали туда, где надо решить проблему. Практически любую. Один наш отряд мог обезвредить целую базу, не говоря уже о точечных ударах.
Моя работа — быть снайпером. Безотказной надежной машиной для отработки целей. Для таких, как я, не существует плохих и хороших людей. Все это только цели, которые делятся на трудные и легкие. Вот и все. Вот и вся моя философия. Мне говорят — я выполняю. Приказы никогда не обсуждались. Никогда. Я никогда их не нарушал, и мне казалось, меня ценят. Я ставил интересы государства выше собственных. Мне просто хотелось служить своей стране и быть ее бесславным героем.