Родишь мне сына

Яблонская Альбина

Впрочем, необходимости в одергивании тренера не было. Он прекрасный педагог и задал мне высокую планку. Мы начали с азов, повторили технику дыхания, прыжков, погружения. Как оказалось, моя старая техника была ужасна. Я делала море ошибок, о которых даже не догадывалась. Это был болезненный процесс переучивания, все затягивалось на недели.

И я боялась, как бы проблемой не стала беременность. Тренеру я не жаловалась. Уверена, Марат предупредил его о ребенке. Кто знает, может, не будь я беременна, тренировки были бы жестче... Как бы там ни было, меня привозили, оставляли. Я пахала с мечтой в голове. Меня нередко тошнило, одолевала слабость. Могла разреветься без причины. Внутри бушевали гормоны. Но для себя я решила — ни шагу назад, только золото. Только победа.

А малыш все рос. Развивался. Мы все чаще думали о родах, о сыне. Обсуждали его внешность, характер, цвет глаз. Марат свои описывал как "темные". Стало быть, они из карих. А карие глаза, тем более у папы — почти гарантия таких же глаз у малыша. Мы называли его ласково Даней. Производное от Даниила. Имя придумал Марат.

Он хотел воспитать из ребенка настоящего мужчину. Видел в нем уже надежного защитника, обещал научить приемам, чтобы никто не смел шутить над нашим сыном в школе. Хотя я на такое только смеялась: моему плоду всего-то два месяца, нам УЗИ до сих пор ничего не показало. Как Марат ни пытался что-то разглядеть на экране — все тщетно. Малыш был похож на что-то маленькое. Комочек общей любви и стараний. Так мне описал картинку сам папа.

Он вообще мне очень много помогал. Я была благодарна судьбе, что послала мне такого терпеливого, внимательного партнера. Он даже заявил, что будут партнерские роды... Для меня это стало маленьким шоком, но потом я решила — почему бы и нет. Если он такого не боится и поддержит нас с Даней в самый ответственный момент, я буду только рада таким стараниям. Просто поразительно, как могут меняться люди.

Теперь казалось бредом все то, с чего начались наши с ним отношения. Как он украл меня, приняв за сестру. Как хотел наказать за то, что я не делала. Я думала тогда, что это все — уже прощалась с жизнью. А потом оказалось, что наоборот — жизнь-то как раз только начиналась.

Вот только это не оправдывало маму. Я по-прежнему не могла простить родителям то, что они меня так просто бросили. Марату я была нужна, а им — нет.

— Тук-тук, — постучался он в дверь. — С тобой все хорошо?

Я закрылась и сидела на краю ванны. В руках телефон. Я шепотом набрала номер, но опять испугалась. Снова сбросила. Это уже входит в привычку — звонить домой, но затем просто молчать. Дышать в телефон, словно я маньяк. Как больная. Звоню, она поднимает трубку... Слышу мамино "Алло!", но не издаю и звука. Просто дышу, а по щекам стекают слезы.

Не могу заставить себя говорить. Не могу простить. Не могу понять, как так можно поступать со своей дочерью. Даже теперь, после стольких месяцев разлуки. Чем больше времени мы жили врозь, тем труднее было сказать обычное "Привет". Просто опять заговорить. Вместо этого я отключалась. Она перезванивала. Я отбивала. Могла выключить телефон на пару дней и затем услышать, что пропущено десять звонков от родителей. Но барьер не сломать. Это было странно — и хочу, и не могу.

Я плохая дочь. Просто ужасная. Как долго это будет продолжаться? И что потом — я им так никогда и не скажу, что беременна? Что родила сына... Идиотка.

— Да, все хорошо, — пыталась я быстро привести себя в порядок. Вытирала слезы рукавом халата. Прятала смартфон в карман. И репетировала улыбку.

Сегодня ведь особый день — мне исполняется двадцать. Юбилей, как-никак. Уверена, Марат мне что-то приготовил. А я тут реву как ненормальная.

Открыв защелку, я вышла к нему и тут же нарвалась на поцелуй. Он поднял меня на руки, стал кружить, пока визжу от страха зацепить ногой косяк двери. Или еще чего хуже — набить шишку. Мне ведь еще в бассейн как-то ехать.

— Бассейн отменяется, — осведомил меня Марат. А затем понес в конец коридора.

На втором этаже. Прямиком к гостевой комнате. Хоть я и не вижу, но все равно прекрасно ориентируюсь по дому.

— Куда ты меня тащишь, Стрельбицкий?

— У меня для тебя есть подарок.

— О... неужели это секс? — была я почти уверена. — Ты купил наручники?

— Нет.

— Плетку?

— Не-а, — смеялся Марат. — Холодно. Не угадала.

— А может, это...

Он открыл ту дверь, и я почувствовала запах свежей краски.

— Теперь у нас есть детская.

Он это сказал, и я сразу же вспомнила, как чувствовала этот запах в машине. Когда он забирал меня из бассейна. Этот запах — он... теперь все становилось на свои места. Я была настолько занята тренировками, что не заметила, как он тайком обустроил детскую для Даньки.

Как же жаль, что я не вижу результатов...

— О боже, Марат. Ты... ты такой... — трогала я руками стены, покрытые обоями. — Ты такой молодец.

Он и правда все сделал под покровом тайны. Чтобы порадовать. Это был лучший подарок на день рожденья, честное слово.

— Я долго выбирал, чем покрыть тут стены...

— Опиши мне их. Какого они цвета?

— Они... — замешкался Марат, а потом сказал простую вещь: — Белые.

— Белые? — удивилась я. — Почему белые? Почему не... ну, не знаю — голубые?

— Это специальные обои для рисования.

— Для рисования?

— Мне посоветовали в магазине именно такие — чтобы малыш мог рисовать сколько влезет.

— Круто... — представила я эту картину. Как Даня еще нормально ходить не научился, а уже во всю елозит карандашиком по стенке. — Как жаль, что раньше такого не было. Помню, я как-то нарисовала на обоях бабочку. Так мама с меня чуть шкуру не сняла за эту бабочку. Закрашивать краской пришлось.

— Эти обои можно тереть обычным ластиком. Даже маркер можно стереть.

— Серьезно?

— Серьезно, можно рисовать что хочешь. А потом, — скрипел по стенке маркер, — просто взять и стереть... Почти...

— Что, — смеялась я, — не стирается?

— Не тот маркер взял. Тут особые маркеры идут в комплекте. А я перепутал.

Я ходила вдоль стен. Аккуратно щупала пространство, чтобы не удариться случайно. Все было непривычно, я тут еще не бывала с такой меблировкой.

— Ой, а это что, кроватка?