Родная страна
Шрифт:
Он прочертил пальцем на экране зигзаг над толпой, меняя траекторию полета. Потом нажал ПУСК. Коптер, висевший у нас над головами, двинулся в сторону людского моря, сначала сохраняя прежнюю высоту полета, потом стал медленно спускаться и завис всего метрах в пяти над землей.
С этой высоты я мог различать отдельные лица в толпе, читать лозунги на плакатах. Потом картинка резко, головокружительно дернулась, аппарат опять изменил траекторию, с математической точностью следуя нарисованному зигзагу и лишь изредка вздрагивая под порывами ветра. Коптер чуть не столкнулся с другим беспилотником, и я, глядя в экран, невольно вскрикнул:
— Смотри по сторонам!
Тот, другой беспилотник был испещрен логотипами
— Лемми, а что произойдет, если эта штука рухнет? Я не хочу никого превращать в гамбургер.
— Я тоже не хочу. Теоретически у любых двух винтов хватит подъемной силы, чтобы замедлить падение, к тому же при аварийной посадке дрон будет громко жужжать, и люди уйдут с дороги.
— Разве что вокруг будет такой шум, что они ничего не услышат.
— Да. Ну, таковы издержки жизни в большом городе.
Я не был с ним полностью согласен. Все-таки это очень плохо — сбрасывать беспилотники людям на головы. Но, с другой стороны, понимание риска придавало просмотру видеотрансляции жгучий привкус опасности и тем самым притягивало еще сильнее. Впрочем, зрелище и без того было притягательным. Бесчисленные лица, тысячи и тысячи, колышущимися волнами проносились по экрану.
— Пойдем туда, — предложил Лемми, и я кивнул.
Эта демонстрация гремела еще громче, чем вчерашняя. Оглушительный гул был слышен за два квартала, пробивался через раздраженные гудки машин, пытающихся найти дорогу в объезд. Тротуар был запружен народом, и мы вместе с сотнями других таких же пешеходов стали пробираться среди застрявших в пробке машин, увертываясь от велосипедов и мотоциклов, спешащих туда же, куда и мы. Вскоре движение практически застопорилось, и до меня дошло, что мы уже находимся в самой гуще демонстрации, даже несмотря на то что вокруг нас полно неподвижных машин. Я заглянул в одну из них. За рулем сидела измученная женщина, а на заднем сиденье бесились двое малышей. Один колотил другого игрушечной машинкой, и оба орали как резаные — в закрытые окна были видны лишь беззвучно разинутые рты.
Я встретился глазами с водительницей, и она ответила мне отрешенным взглядом. Тогда я задумался обо всех остальных в этой пробке. Они хотят скорее попасть домой, накормить детей, а может, спешат на работу, в больницу или в аэропорт. На миг у меня мелькнула мысль встать посреди дороги и регулировать движение, помочь этим беднягам развернуться, выбраться из пробки и уехать подальше от демонстрации, — но я не знал, как к этому подступиться. Позже я прочитал, что многие поступали именно так — разруливали пробку, и толпа расступалась, пропуская застрявших. Меня охватила гордость за своих соотечественников и стало стыдно, что у меня самого не хватило духу хотя бы попробовать.
Теперь мы не могли сделать ни шагу, не наступив никому на ногу, и то и дело орали «извините» прямо на ухо своим соседям, которые, в свою очередь, кричали то же самое идущим впереди.
— Черт знает что, — буркнул я.
— Красотища, — широко улыбнулся Лемми.
И вдруг весь мир словно перекувырнулся. А ведь и правда красотища. Сотни тысяч, если не миллионы моих соседей и друзей вышли на улицы Сан-Франциско, потому что их возмущало то же самое, что и меня. Они пришли, рискуя собственной жизнью и свободой, потому что в стране все пошло совсем не так, как надо. И дело было не только в даркнетовских документах, и не только в грязных манипуляциях со студенческими кредитами, и не только в выставленных на продажу домах и потерянной работе. И не только в опустошении планеты или в глобальном потеплении, и не в том, что в далеких государствах мы приводим к власти преданных
И сейчас немалая часть моих сограждан вышла на улицы родного города, чтобы сказать: «НЕТ!» Сказать: «ПРЕКРАТИТЕ!» Сказать: «ХВАТИТ!» Я понимал, что проблемы эти сложные, и мне своим умом их так сразу не охватить, однако хорошо знал, что слова «Это сложно» чаще служат предлогом, а не реальным объяснением. Прикрываясь этими словами, люди обычно идут на попятный, говорят, что больше ничего поделать нельзя, пожимают плечами и возвращаются к обыденной жизни.
Я еще никогда не видел сразу так много народу. С высоты, на которой летал коптер, казалось, что город оживает, по каменным и бетонным улицам растекается живое людское море, расходится волнами все дальше и дальше. От такого зрелища делалось страшно, и я понятия не имел, во что это выльется, но, честно сказать, не волновался. Свершилось то, чего я ждал, происходило то, что не могло не произойти. Ничто уже больше не будет как прежде. Никто не станет пожимать плечами и говорить: «А что тут поделаешь?» Отныне мы будем действовать. И не «топать, бегать и кричать», а «идти плечом к плечу и требовать перемен».
А еще я понял, что моя дурацкая идея насчет того, как вдохнуть новую жизнь в избирательную кампанию Джо Носса, на самом деле не такая уж дурацкая.
Коптеры Лемми с жужжанием кружили над демонстрацией, наш канал на «Юстриме» набирал просмотры, дойдя уже до пары тысяч. Наверняка многие из зрителей находились в этой же толпе, но, судя по статистике в реальном времени, канал пользовался успехом по всему свету.
Время от времени мы включали на трех коптерах сканеры программно-определяемого радио, выискивая места повышенной концентрации переговоров в полицейском диапазоне. С недавних пор полиция начала шифровать свои сигналы, но это там не мешало — мы не интересовались, что именно они друг другу говорят, лишь хотели вычислить места, где радиообмены происходят интенсивнее. Иными словами, нам был важен сам факт разговоров, а не их содержание.
Когда три коптера обнаруживали всплески интенсивности на частотах, используемых полицией, они посылали туда четвертый — чтобы он определил место сосредоточения и прислал оттуда видео. Таким способом мы получили множество видеозаписей с прибывающими отрядами вооруженной полиции и, немного позже, национальной гвардии. Их были сотни, они привезли с собой множество автозаков — больших автобусов, в которые можно запихнуть огромное количество пленников. Кое-где кружили даже полицейские квадрокоптеры, транслирующие сигналы в тех же самых зашифрованных диапазонах.
Два этих коптера обнаружили нашего разведчика и стали кружить возле него.
— Чтоб их, — ругнулся Лемми.
— Почему?
— Потому что даже с новенькими аккумуляторами у нашего малыша скоро иссякнет заряд, мне придется приземлить его для смены батареек, и они в точности узнают, кто мы такие и где находимся.
— Чтоб их, — согласился я. — А что, разве закон запрещает запускать беспилотники?
Лемми пожал плечами:
— Может быть. В целом, конечно, не запрещает, но на такой случай у них наверняка найдется какое-нибудь безумное обвинение, например в «тайном сговоре с целью организации гражданских волнений», по которому они смогут упрятать за решетку любого, кто им не нравится.