Родная страна
Шрифт:
Еще шаг, и я осторожно огляделся. Шрам пришел один? Или захватил с собой Тимми? «ЗИЗ», как мне показалось, не из тех организаций, которые отпускают своих агентов на произвол судьбы. Я огляделся по сторонам, обнаружил еще несколько очагов паники и страха, высматривал среди толпы кого-нибудь похожего на Тимми. Он мог надеть парик или еще как-то изменить внешность. Тимми я не разглядел, зато увидел Лемми — он помогал идти хромому старику, тот ковылял, опираясь на плечи моего друга. Я шагнул было к ним, и вдруг чьи-то пальцы схватили меня за руку. Пальцы были явно женские, и на миг я обрадовался, решил, что это Энджи сумела меня отыскать.
Но
Это была Кэрри Джонстон, одетая как домохозяйка из комического сериала, в тренировочные штаны и свободный свитер с эмблемой Сан-Францисского университета, волосы стянуты резинкой. Маскарад был великолепен, он полностью скрывал ее деятельную, безжалостную натуру, и в первый миг я даже не сообразил, откуда мне знакомо это суровое лицо. А сообразив, вскрикнул еще громче.
— Здравствуй, Маркус, — произнесла она и чуть-чуть ослабила хватку на пальце, ровно настолько, чтобы я отдышался и пришел в себя. Долго и внимательно смотрела мне в глаза и, убедившись, что полностью завладела моим вниманием, извлекла из-под свитера какой-то прибор, черный, тактический, вроде двузубой вилки с пистолетной рукояткой. Электрошокер. — Я бы предпочла не применять его, — произнесла она. — Потому что иначе мне придется тебя тащить. Это привлечет ненужное внимание. И, возможно, мне пришлось бы тебя уронить. Вряд ли тебе это понравится. Я понятно выразилась? — Я кивнул и пару раз сглотнул под маской. Она убрала электрошокер. — Вот и умница. А теперь пойдем. Нам пора.
Над городом уже сгустилась глубокая ночь, и воцарился хаос. Люди кое-как вставали на ноги, бродили и толкались в темноте, отовсюду слышались крики, плач, рвотные хрипы. То и дело кто-нибудь восклицал: «Проверка связи!», ему откликались слабым эхом, пытаясь восстановить хоть какой-то порядок, но Кэрри Джонстон неизменно уводила меня прочь от этих мест, проталкивала перед собой, будто таран, крепко держала за большой палец, но больше не выкручивала. Лишь поворачивала вправо-влево, будто джойстик, задавая мне направление.
Откуда-то издалека раздавались усиленные полицейскими мегафонами приказы сесть и заложить руки за голову. Услышав это, Джонстон выругалась и стала толкать меня быстрее.
Перед глазами все плыло, но в голове крутилась неотвязная мысль. Кэрри Джонстон и Шрам явились на демонстрацию, вероятно, рассчитывая найти меня, и попали под удар радиочастотного импульса. Они были сверху донизу экипированы всякими тактическими штуковинами, но хватило ли у них ума упаковать эти гаджеты в чехлы Фарадея? По словам Джонстон, она не стала глушить меня электрошокером, потому что не хотела тащить, но, положа руку на сердце, разве ей было бы так тяжело выволочь меня из толпы? И неужели привлекло бы много внимания? По-моему, у этой мегеры хватило бы сил уложить на обе лопатки взрослого буйвола.
И главный вопрос: достаточно ли электроники в тупых мозгах маленького электрошокера, чтобы он свихнулся под радиочастотным ударом?
Из темноты выплыло лицо пожилого человека, все в грязи и слезах, с широко распахнутыми глазами. Он едва успел заметить меня, и через мгновение я натолкнулся на него. Мы повалились наземь единым извивающимся клубком. Падая, Кэрри Джонстон сильнее ухватила
Я поджал ноги и скакнул в темноту, как заяц, торопясь уйти. Руками и ногами продирался сквозь толпу, бежал, не разбирая дороги. За спиной раздавались вопли возмущения. Интересно, кто кричит: люди, которых я толкнул на бегу, или те, кого отшвырнули мстительные руки Кэрри Джонстон. Вскоре я запыхался и никак не мог прийти в себя, не мог протолкнуть в горло хоть глоток воздуха, но все равно бежал, бежал через силу, даже когда взор снова заволокла черная пелена.
Мчался я на запад и по окружающим меня зданиям понял, что постепенно удаляюсь от эпицентра протестов и двигаюсь к краю. Скоро я вынырну из этого безумия и окажусь в реальном мире, где нет ни неумолимых преследователей, ни ядовитого газа, ни обезумевшей толпы. Мысли об этом придавали мне сил, и я с трудом переставлял ноги, хватал ртом воздух, будто рыба, вытащенная из воды, еле дышал сквозь мокрую клаустрофобическую маску.
Нет, мне не выбраться. Сил не хватит. Того и гляди рухну на колени, и тогда в меня вцепится Кэрри Джонстон. Даже без электрошокера ей придется тащить меня волоком — внутри у меня все рвалось, взрывалось, ломалось, и я понимал: если остановлюсь, тронуться с места уже не хватит сил.
Но вот и он, край демонстрации, показался впереди. Место, где заканчивалось людское море и начинался город. Еще несколько шагов. Уличные фонари играли бликами на моих запотевших очках. Я впился в них взглядом и даже не заметил линию полицейского оцепления, отделявшую протесты от реального мира. Вдоль нее шеренгой выстроились суровые полицейские со связками пластиковых наручников у пояса, в плотных черных перчатках. Я чуть замедлил бег, но не остановился. А может, и не смог бы. Как бы то ни было, в тюрьме Кэрри Джонстон до меня не доберется.
Шаг, другой — и я, чуть не падая, врезался в полицейского. Ощутил даже запах его одеколона и гамбургера. Он остановил меня, удержал на ногах, снял с меня маску и очки, заметил на одной руке наручник, ухватился за болтающийся конец пластиковой ленты, заломил мне руки за спину — сначала одну, потом другую, связал наручниками. Обращался со мной совершенно равнодушно, словно ворочал мешок с картошкой. Из шеренги вышел другой коп и направил меня к одному из автобусов — тех самых, которые я заметил в трансляции с коптера.
Прежде чем втолкнуть меня внутрь, он похлопал меня по карманам, отыскивая телефон, но остановился, когда рука в перчатке попала в блевотину, которой я был вымазан с ног до головы.
— Телефон есть? — спросил он.
— Да, — ответил я. — Но он сдох.
— Верно, — отозвался он. — Все равно его у тебя отберут при регистрации.
В темном тихом автобусе уже сидело десятка два человек. Молодые и постарше, темнокожие, белые и азиаты. Внутри он был оборудован наподобие школьных автобусов, в которых я ездил тысячи раз, единственным отличием была стальная сетка, отделявшая водительское место и заднюю площадку от середины автобуса. Нас усаживали по двое на сиденье, начиная с задних рядов. Я очутился примерно посередине, рядом с парнем в черных джинсах и свитере. Он был без сознания и тяжело дышал. Полицейский, который меня привел, ничего не сказал, только усадил меня, и вид у него было все такой же безразличный — ни враждебный, ни дружелюбный. Я толкнул парня, и он всхлипнул, как раненый зверь.