Родная страна
Шрифт:
И вот теперь чертова паранойя обернулась против меня. Мне предстояло вслепую, онемевшими пальцами, правильно набрать пароль из восьми цифр. Не привлекая внимания полиции.
— Что ты делаешь? — спросила девчонка с переднего сиденья.
— Полагаю, мой палец стоит на цифре один. Так?
— Не вижу, ты же держишь телефон вверх ногами.
Да, веселая будет работенка. Я покрутил руками и повернул телефон экраном к ней. Почувствовал себя циркачом, пытающимся исполнить невероятно трудный и совершенно дурацкий фокус.
— Твои пальцы стоят на единице, девятке, тройке и шестерке.
Я снова переставил пальцы. Теперь к стеклу прикасался только указательный. Руки опять
— Сейчас твой палец на единице.
Я подвинул его.
— Теперь тройка, да?
— Да, но по дороге ты зацепил двойку.
Я прикусил язык и начал мысленный отсчет. Дошел до двадцати, и девчонка сказала:
— Все, перезагрузился.
Набрать пароль удалось только с шестой попытки. После пятой телефон заблокировался, и пришлось ждать долгих десять минут, пока он смилостивится. Защищенность на высшем уровне.
— Ура, получилось, — улыбнулась девчонка.
Я почти не чувствовал рук.
— Кому позвоним в первую очередь?
— Маме, — сказала она. — У нее сотни знакомых юристов.
Еще несколько минут ушло на то, чтобы включить цифровую клавиатуру, а потом я целую вечность набирал номер ее мамы. К счастью, номеронабиратель позволял исправлять ошибки клавишей возврата.
— И опять получилось! — воскликнула она так громко, что на нас стали оглядываться с других сидений. Я накрыл телефон ладонью, пытаясь спрятать его и при этом ничего нечаянно не нажать. Подождали, пока каждый вернется в свою персональную пучину горя, и я спросил:
— И как мы это проделаем?
— Что проделаем?
— Мы ведь звоним твоей маме, так? Как ты будешь с ней говорить, если ты там, а телефон — вот тут, внизу?
— Ой.
— Ага.
— Сможешь поднять руки как можно выше?
Я постарался. Приятно было размять затекшие лопатки, однако я пожалел, что слишком быстро забросил занятия йогой, куда меня водила Энджи. Девушка — странное дело, я до сих пор не спросил, как ее зовут — поерзала, нажала на кнопку вызова то ли носом, то ли языком, и на кончиках пальцев завибрировал звук звонящего телефона. Я поймал взгляды нескольких товарищей по несчастью. Одни смотрели на нас с недоумением, другие с восторгом, третьим было страшно. На том конце линии ответили. Телефон отреагировал легким жужжанием, которое я расшифровал как «Алло», потом девочка шепнула: «Мама», — и быстро-быстро заговорила шепотом на неведомом мне языке. Арабском, наверное? Вроде бы на нем говорят в Египте?
Автобус был залит ярким светом, но мы сидели взаперти уже очень долго. Последних пленников доставили несколько часов назад. Должно быть, охранник на переднем сиденье давно задремал или ошалел от скуки, а может, от природы не блистал умом. Как бы там ни было, меня наполнило приятное чувство превосходства. Да, они вооружены до зубов, у них хватит сил арестовать нас, заковать в пластиковые наручники, бросить в тюрьму, обвинить в выдуманных преступлениях, но они не в состоянии полностью контролировать нас. Мы сидим буквально в пасти у зверя и сумели-таки общими усилиями создать канал связи с внешним миром. Невзирая на газовую атаку, избиения и лишение сна. Меня охватило странное безумие, я чувствовал себя несокрушимым и неуязвимым, считал, что победа все равно останется за мной, потому что я совершил подвиг, достойный настоящего героя, а герои всегда побеждают, разве не так?
И тут прозвучал первый звоночек, напомнивший, что я абсолютно сокрушим и крайне уязвим. Глаза всех пленников, сидевших позади меня, дружно распахнулись от ужаса. Зрелище получилось довольно комичное, словно все эти люди приходились друг другу родственниками и страдали
Затем раздался второй звоночек: одна из девчонок позади меня испуганно взвизгнула. А через мгновение последовал и третий: могучая рука в перчатке выбила у меня телефон, схватила за запястья и с силой дернула вверх. Я согнулся пополам, свалился с сиденья и припечатался лбом об пол, ища спасения от резкой боли, раздиравшей плечи.
Потом ко мне склонилось лицо — так близко, что я слышал над ухом лязг зубов, чувствовал запах жевательной резинки изо рта.
— Знаешь, малыш, умников никто не любит, — процедил мой мучитель. Я всхлипнул. Он отпустил мои руки, и я бессильно уронил их, стукнув сам себя кулаками по заднице, возя лицом по грязному полу автобуса.
Не успел я перевести дыхание, как меня схватили за лодыжки, и я услышал знакомый леденящий душу звук — скрежет затягиваемых пластиковых наручников. Мне сильно, до боли, стянули сначала одну ногу, потом другую. А мучитель продолжал работу. Дернул мои руки назад, ухватил пластиковую перемычку между ними, повозился еще, тихо и на удивление добродушно ворча, прицепил к перемычке еще один комплект наручников. Притянул лодыжки к запястьям, и в моем затуманенном мозгу шевельнулось понимание, что сейчас меня стреножат, как взбесившегося пса.
Я вырывался, брыкался, орал что-то бессвязное. Это были даже не слова, просто вой, протестующий рев, идущий из самого нутра. Пополз, как червяк, по автобусу, силясь убраться подальше от этого садиста. Остальные пленники убирали ноги с прохода, освобождая мне дорогу, и я услышал, как десяток голосов кричал охранникам: «Позор!»
Я добрался до клетки на задней площадке автобуса, извернулся и пополз вокруг нее, обернувшись лицом обратно к проходу. И увидел полицейского — молодого белого парня. В пылу схватки он потерял фуражку. На лице у него пылала жажда отмщения. Он погнался за мной, но остальные пленники в автобусе выставили ноги обратно в проход, преграждая ему дорогу. Чтобы добраться до меня, копу придется преодолеть целый лес ног. Он потянулся к дубинке на поясе, почти вытащил ее, но передумал и положил руку на баллончик со слезоточивым газом.
Коп протянул баллончик, словно собрался морить тараканов, сдвинул маску с шеи на лицо, руками в перчатках поправил защитные очки. Пленники, увидев это, один за другим начали втягивать ноги, и через минуту дорога ко мне стала свободна.
Он пару раз подмигнул мне.
— Ладно, ладно, — заговорил я. — Буду сидеть тихо. Не надо меня связывать…
Он сделал пару шагов ко мне, держа баллончик перед собой, словно охотник на вампиров с распятием в руке. А я, как вампир, отпрянул. Весь мир сжался до размеров распылителя на баллончике, крохотного квадратного отверстия с маленьким круглым соплом.
— Пожалуйста, не надо, — пролепетал я. Его палец плотнее прижался к кнопке. Баллончик был в считаных дюймах от моего лица и смотрел точно в промежуток между верхней губой и носом.
— Том, — раздался голос с другого конца автобуса. — Что у вас там за хрень?
Палец охранника застыл на месте. Он сунул баллончик обратно в кобуру на своем бэтменском поясе и развернулся к передней площадке. Там стоял другой коп, постарше, с двумя полосками на плече. Инспектор.
Охранник прошел вдоль всего автобуса к своему начальнику, и между ними состоялся разговор — тихий, но на повышенных тонах. Все глаза в автобусе были прикованы к ним, уши ловили каждое слово. Том стоял спиной ко мне, и я прекрасно видел, как напряглись его плечи. Он явно получал нагоняй. Признаюсь, я даже немного позлорадствовал, однако все-таки еще сильно дрожал от пережитого страха.