Рододендрон цветёт дважды

Старикова Людмила

– Идеально! Это будет как Рождество в Австралии, правда, тётя Бель? – Алиса уже неслась в кухню.

Мы с ней сделали всё по правилам. Чайная ложка корицы, чайная ложка имбиря, чайная ложка гвоздики, чайная ложка мускатного ореха. Патоку и мёд разогреть, перемешать с тающим сливочным маслом. Старательно, чтобы растянуть время до приезда Бенджамина, вырезали фигурные пряники, выпекали их небольшими порциями. Синди то дремала на диване, то подходила к нам, любовалась пряниками, доставала из холодильника пластиковую бутылку с надписью «Хоспис»,

отхлёбывала из неё и вновь ложилась.

– Тётя Бель, теперь пару часов точно не будет пахнуть кошачьей мочой! – Алиса была похожа на мать, тот же удивлённый бирюзовый взгляд, те же платиновые локоны. От Бенджамина ей достались широкие скулы, упрямый, чуть выдающийся вперёд подбородок. Теперь она почти всё время жила в отцовском особняке, а у матери проводила несколько часов два раза в неделю.

– А можно задать тебе вопрос, пока мама спит? – Алиса перешла на шёпот. – Кто из маминых кошек тебе нравится больше всех?

– Клеопатра, – тоже шёпотом ответила я.

– Мне тоже! Потому что она девочка. А Мистер Бобкинс мне не нравится, он постоянно везде какает, уже надоело. Тётя Бель, а мы можешь сделать так, чтобы моя мама умирала не дома, а в хосписе?

– Почему?

– Потому, что я боюсь, что после смерти, призрак мамы будет меня преследовать повсюду, и тогда я не смогу нормально спать по ночам. Как ты думаешь, можно уговорить маму переехать в хоспис?

Настойчивый стук в дверь отрезвил меня.

– Это папа! – радостно взвизгнула Алиса. – Можно, я заберу домой пряники, которые мы с тобой испекли? Я папе их отдам, он любит сладкое! Мама же, всё равно, не может глотать такое твёрдое, тётя Бель?

Бенджамин появился на пороге квартиры Синди, седеющие волосы зачёсаны за уши, на носу – красные полосы от тёмных очков. Ослепительной белизны рубашка с тёмными пятнами пота под мышками, светлые брюки и лакированные туфли, даже в жару. Бенджамин выкатил серые злые глаза и, растянув губы в неестественной улыбке, поздоровался.

– Мисс Бель, добрый вечер. А где Синдерелла?

– Синди отдыхает.

– От чего же она так устала? Насколько мне известно, наша Синди уже больше двух лет не работает вообще.

– Папочка, мама же болеет, – Алиса обхватила руку Бенджамина и поцеловала его в до синевы выбритую щёку. – Папа, а у нас для тебя сюрприз.

– Какой же сюрприз, Алиса? Собирай свою сумку, у нас нет времени ждать, тебе на плавание через двадцать минут. – Бенджамин еле сдерживал раздражение. – Что за запах в этой квартире? Синди!

– Вот и сюрприз, voila! – Алиса протянула отцу блюдо с пряниками.

– Что за вздор, вы печёте пряники летом?

– Да, посмотри, даже в форме ёлочек, папа!

– Бред.

– Как в Австралии!

– Тебе

нельзя есть столько сладкого. Ты и так уже похожа на человечка из теста… Зачем вы позволяете девочке есть сахар? Синди! Алиса ела что-нибудь существенное сегодня?

Тень Синди вышла из комнаты навстречу Бенджамину.

– Привет, Бен. Да, мы ели суши в японской забегаловке.

– Второй раз за эту неделю! Зачем ей столько углеводов?

– Похудеть всегда успеет, посмотри на меня, Бен.

– В том-то и дело, посмотри на себя! Сама довела себя до этого состояния, и девочку тащишь на дно!

– Мама, папа, я не хочу, чтобы вы ссорились! – Закричала Алиса, закрывая уши руками.

Бен смягчился.

– Увидимся в четверг, – сказал он, закрывая дверь.

Мы остались вшестером. Я, Синди, три кота и Клеопатра.

– Пойдём во двор, курить хочется, – тень Синди сунула ногу в безразмерную садовую галошу.

– Ты знаешь, когда смерть близка, жить хочется просто невероятно. Видишь этот куст? Я завидую ему. Он видел столько закатов и рассветов, больше, чем я. Ведь в тот час, когда восходит солнце, я обычно в постели. Я умру, а этот куст останется и будет свидетелем многих вещей, которые я все эти тридцать шесть лет просто игнорировала. Если бы я могла при своей жизни просто лежать в траве и смотреть на то, как работают муравьи. Но, почему-то, у меня были другие дела. Например, трахаться с Беном. Выглядеть привлекательной для того, чтобы трахаться с Беном. Брить ноги и выщипывать брови. Ты понимаешь, о чём я? – Синди курила, сидя на траве, вглядываясь в наливающиеся темнотой силуэты деревьев на фоне предзакатного неба. – Тебе нравится рододендрон?

– Очень.

– Мне тоже. В этом году он цветёт второй раз! Как шанс на вторую жизнь! Послушай, как поют шмели. Знаешь, кому я завидую? Девочкам-подросткам, которые не курят. Я представляю себе, насколько чистые и здоровые внутри их бронхи и лёгкие. И ещё я завидую учёным, которые целыми днями слушают пчёл или смотрят на бабочек и получают за это деньги. Я получала деньги за то, что терплю Бена. Или за то, что продаю косметику надменным леди. Если я о чём и жалею, так это о потерянном времени. Лучше бы я училась. Или путешествовала.

Синди легла в кровать, выпив ещё немного жидкости с белками и липидами из бутылки с надписью «Хоспис». «Я давно не чувствую никаких запахов вообще. Врач сказал, что это из-за опухолей на головном мозге. Но, мне кажется, что я чувствую запах ёлки и пряников. Не гаси гирлянды, чтобы святому Николаю нравилось в моей комнате, даже, когда я сплю».

***

Синди пропала на неделю.

– Я была в Мексике, – сообщила она.

– В Мексике?

– Да, с «Папой Бобом». Это такой очкарик из Майкрософта, он просил называть его «Папа Боб».

Конец ознакомительного фрагмента.