Рога
Шрифт:
Он резко развернулся к своей рептильной свите. Их собралось уже штук двадцать.
— Отстаньте, на хрен! — рявкнул он.
Змеи замерли, наблюдая за ним из высокой травы сторожкими, с вертикальным зрачком глазами, а затем начали рассеиваться, уползать в пыльный бурьян. Игу показалось, что, удаляясь, некоторые из них бросали на него разочарованные взгляды.
Иг дошел до литейной, вскарабкался к дверному проему, находившемуся в нескольких футах над землей, и повернулся, чтобы бросить последний взгляд на сгущавшиеся сумерки. Одна из змеек не сделала, как ей было сказано, а приползла к развалинам вслед за ним. Она беспокойно шуршала прямо внизу, маленький, красиво окрашенный ужик, глядевший вверх с возбужденным видом поклонницы какой-нибудь рок-звезды, отчаянно мечтающей быть замеченной и как-нибудь отмеченной вниманием.
— Уползай
Может быть, это был плод его воображения, но ужик вроде бы засуетился еще быстрее, почти экстатически. Он напомнил ему сперматозоида, плывущего по родовому каналу, теряя по пути эротическую энергию, — несколько обескураживающая линия размышлений. Иг резко развернулся и убрался оттуда со всей возможной скоростью.
Он сидел в топке с бутылкой в руке, и с каждым глотком вина окружавшая его тьма раскрывалась и ширилась, становилась все более непроглядной. Когда был выпит последний глоток мерло и пропал всякий смысл присасываться к бутылке, Иг начал вместо этого сосать укушенный змеей палец.
Иг даже и не думал о том, чтобы лечь спать в «гремлине», — у него сохранились плохие воспоминания о последнем разе, когда он там уснул, да и вообще ему не улыбалось проснуться и увидеть ветровое стекло, сплошь устланное змеями.
Хотелось как-нибудь зажечь огарки, но Иг сомневался, чтобы ради этого стоило возвращаться к машине, где была сигаретная зажигалка. Чего уж ему точно не хотелось, так это идти в темноте чуть ли не прямо по змеям. В том, что они еще там, не было сомнений.
И вдруг Ига осенило, что зажигалка или спички могут быть здесь, в этой топке, и он полез в карман за мобильником, чтобы осмотреться при свете экрана. Но когда он сунул руку в карман, там вместе с телефоном обнаружилась картонная коробочка, похожая на ощупь, но этого просто не могло быть…
Спичечный коробок. Достав его из кармана, он уставился на него, чувствуя, как спина покрывается гусиной кожей, и не только потому, что никогда не курил и не мог понять, как у него оказался этот коробок.
Надпись на этикетке, исполненная замысловатым черным шрифтом, гласила; «Спички „Люцифер“»; [23] здесь же был нарисован черный силуэт танцующего дьявола с запрокинутой головой, закрутившейся бородкой и рогами, уставленными в небо.
И на какой-то момент оно почти что вспомнилось, оказалось в дразнящей близости, то, что случилось предыдущей ночью, что он тогда сделал, но при попытке схватить и удержать оно мгновенно ускользнуло. Оно было такое скользкое, поймать его было столь же трудно, как змею в траве. Иг открыл коробок спичек «Люцифер». Несколько дюжин спичек со зловещего вида красновато-черными головками. Длинные, толстые, вроде каминных спичек. От них пахло подтухшими яйцами, и Иг подумал, что они, наверное, очень старые, что будет чудо, если хоть одна зажжется. Он провел одной из них по чиркалке, спичка зашипела и вспыхнула с первой же попытки.
23
«Люциферами» назывались (с 1830-х гг. в Англии) первые спички промышленного производства — с головками на основе белого фосфора, зажигавшиеся при трении о любую шершавую поверхность.
Иг начал зажигать огарки. Их было счетом шесть, расставленных приблизительно полукругом. Уже через секунду они отбрасывали на кирпичные стенки печки красноватый свет, и он увидел вверху, на выпуклом своде свою собственную тень, то выраставшую, то уменьшавшуюся. Самой заметной чертой этой тени были рога. Взглянув на свою руку, он увидел, что спичка уже догорела и потухла, дойдя до пальцев. Иг этого даже не заметил. Не ощутил никакой боли, когда пламя коснулось его кожи. Он потер большой палец об указательный, глядя, как отпадают обгорелые остатки спички. Указательный палец, укушенный полозом, уже не болел. При неверном свете он даже не мог найти ранку.
А сколько сейчас времени? Часов у него не было, зато был мобильник. Он включил его и увидел, что уже без скольких-то минут девять. Аккумулятор почти разрядился, а в телефоне было пять голосовых сообщений. Он приложил трубку к уху и воспроизвел их по очереди.
Первое: «Иг, это Терри. Вера в больнице. Тормоз на ее каталке отказал, она скатилась вниз и ударилась о забор. Еще сильно повезло, что осталась жива. Она расшибла свое долбаное лицо и сломала пару ребер. Ее положили в интенсивную терапию, и сейчас еще слишком рано, чтобы напиться вусмерть. Перезвони мне».
Щелчок, и Терри оборвал связь. Никаких упоминаний об их утренней встрече на кухне, но это Ига ничуть не удивило. Для Терри они просто не встречались.
Второе: «Иг, это звонит мама. Я знаю, что Терри рассказал тебе про Веру. Врачи держат ее без сознания на капельницах морфия, но, слава богу, состояние стабильное. Я говорила с Гленной. Она не знает, куда ты пошел. Позвони мне. Я знаю, мы сегодня утром с тобой говорили, но в голове у меня сплошная каша, и я не помню о чем. Я тебя люблю».
Иг не мог не рассмеяться. Ну и сильны же врать люди. Врут и себе, и другим и даже ни разу не запнутся.
Третье: «Привет, мальчонка. Папа. Думаю, ты уже слышал, что твоя бабушка Вера прошибла забор, как взбесившийся грузовик. Я спокойно лег, чтобы поспать перед ужином, а когда проснулся, во дворе уже стояла „скорая“. Тебе нужно поговорить с мамой, она очень расстроена. — Сделав паузу, отец добавил. — Я видел про тебя забавнейший сон».
Предпоследнее было от Гленны. «Твоя бабушка в травматологии. Ее инвалидное кресло как-то там снялось с тормоза, покатилось и врезалось в забор вашего дома. Я не знаю, где ты сейчас и что ты делаешь. Заходил твой брат, искавший тебя. Если ты получишь это сообщение, ты нужен твоей семье. Тебе нужно сходить в больницу. — Гленна негромко рыгнула. — Р-р-х. Прости, пожалуйста. Утром я съела одну из этих магазинных пышек, и, наверное, они протухли. Если, конечно, магазинные пышки вообще могут протухнуть. Живот весь день так и болит. — Она сделала паузу и продолжила — Я бы тоже сходила с тобой в больницу, но мы с твоей бабушкой совсем не знакомы, а твоих родителей я почти не знаю. Я тут сегодня подумала: очень странно, что я с ней почти не знакома. Или не странно. Может быть, даже совсем не странно. Ты, Иг, самый хороший в мире парень, я всегда так думала. Но пожалуй, где-то в глубине ты всегда вроде как стыдился, что гуляешь со мной после стольких лет с ней. Потому что она была такая хорошая и чистая и никогда не делала ошибок, а я — сплошные ошибки и дурные манеры. Но я тебя ничуть не осуждаю. За то, что ты стесняешься. Если разобраться, я и сама-то себя не слишком высоко ценю. А сейчас я очень о тебе беспокоюсь. Береги свою бабушку. И себя».
Это сообщение застало Ига врасплох, а может быть, его застала врасплох его собственная на него реакция. Он был готов презирать Гленну, ненавидеть ее, но не вспоминать, почему она ему нравится. Гленна свободно и непринужденно распоряжалась своей квартирой и своим телом, никогда не держала против него его жалость к себе и его дурацкую одержимость убитой Меррин. И в общем-то, она была права Иг жил с ней, потому что на каком-то там уровне ему было лучше находиться в обществе существа, столь же задолбанного, что и он, существа, на которое даже он мог смотреть сверху вниз. С Гленной во всем была сплошная неразбериха, начиная с татуировки в виде «плейбойного» кролика, происхождения которой она не помнила — слишком уж была пьяная, и историй про драки на концертах и про копов, поливавших ее перечным спреем. У нее было с полдюжины связей, и все какие-то не такие: женатый мужчина, распускавший руки торговец травкой, парень, который делал ее снимки и показывал их друзьям. Ну и конечно же, Ли.
Иг снова задумался о ее утреннем признании, признании, относившемся к Ли, к Ли, бывшему ее первой любовью, воровавшему ради нее. Иг никак не ожидал, что у него в отношении Гленны может пробудиться собственнический инстинкт. Ему никогда и в голову не приходило, что их отношения были в каком-то роде исключительными — они просто жили в одной квартире и время от времени трахались, ни в коем случае не были парой с каким-то будущим, — но при мысли о Гленне, встающей перед Ли на колени, и о Ли, запихивающем ей в рот, Иг буквально слабел от отвращения, граничащего с ужасом. От одного уже предположения, что Ли Турно может находиться где-то рядом с Гленной, Игу становилось нехорошо и страшно за нее, но размышлять об этом было некогда. Телефон перешел на последнее сообщение, и в ухе Ига снова послышался голос Терри.