Рокировки
Шрифт:
И я направился к Хантову — так, будто хотел пожать ему руку и сказать: мол, счет один ноль в его пользу. Остановился, протянул ему обе руки. Не для того, чтобы поздороваться, а чтобы он надел на них наручники. Все как положено…
Глава пятая
Страх за вчерашнее, страх за завтрашнее
Я надел Жоре Патлаке наручники и приказал одному из милиционеров отвести его в машину. Другому дал задание оставаться на посту, пообещав через час выслать замену. Нельзя было никого допускать
Я устал, но решил допросить его сразу же. В управлении я снял с него наручники и приказал милиционерам обыскать его. Из карманов пиджака изъяли грязный носовой платок и отмычку. В бумажнике было сто двадцать левов, больше ничего. Я велел Жоре сесть.
— С чего начнем, Влычков?
Подняв брови, он усмехнулся.
— Спрашивайте.
— Чтобы ты догадался, что я знаю, а чего — нет?
Патлака опять усмехнулся.
— Напомнить тебе, — спросил я, — что добровольное признание может облегчить твою участь?
— Нечего облегчать!
— Это выяснится позднее. Я запишу наш разговор на магнитофон.
— Ваше дело.
— Тогда начну с конца: что ты делал в квартире Тодора Михнева?
— Хотел повидаться с Тоди.
— Как ты вошел, если хозяина не было?
— Ключ был в дверях.
— Хочешь сказать, что он его забыл?
— А как иначе?
— Может, тебе его дала Дашка? Или Рени?
— С какой стати? С чего это они станут давать мне ключ? Я его в дверях нашел.
— Почему ты убежал через балкон?
— Узнал вас по голосу. Испугался.
— Мелко берешь. Утром еще поговорим на эту тему…
Я замолчал и долго смотрел на него. Без всякой цели. Мне просто любопытны такие типы. Держится, как наследник престола. Если бы кто-нибудь со стороны посмотрел на нас, он бы тут же меня обвинил: дескать, почему это я арестовал ни в чем не повинного человека? Но это ведь только со стороны можно подумать, а на самом деле так дерзко и независимо ведут себя люди, которые прошли через тюрьму. Они уверены, что выйдут сухими из воды. Правда, уверенность эта сопутствует им обычно только в самом начале следствия. Я спросил у него:
— Где ж ты, Патлака, был вчера вечером — между шестью и девятью часами?
Мой вопрос не задел его, не встревожил. По крайней мере так мне показалось.
— Вчера? Кажется, спал до шести, а после к Тоди пошел.
— Кто сможет подтвердить, что ты спал до шести?
— Ну… соседка. Из соседнего дома она, зовут Лазарина Гюрова. Она видела меня, когда я выходил.
— Дальше.
— Дальше пошел искать Тоди.
— И когда ты был у него?
— Тоди не было дома. Пока ждал на улице, слышал, как по телевизору — из-за дверей соседних квартир слышно было — объявили, что французы забили второй гол. Выкурил две сигареты, пока Тоди домой вернулся. Он налил нам по рюмке, и в это время пришел журналист Тони Харланов. Это уже в начале второго тайма. Выпили по две рюмки и разошлись. Сначала ушел Тони, потом я.
Я позвонил, вошел милиционер и остановился у двери.
— Отведи его в шестую.
— За что меня задерживаете, товарищ Хантов? У вас нет оснований!
— До утра имею право вас задержать. Вот проверим, не взял ли ты чего у Михнева, не спрятал ли чего под машиной… Допускаю, что получу разрешение задержать тебя и на более длительный срок. Кроме того, сегодня утром Дашка найдена задушенной, а в эти дни ты был с ней.
Он приподнялся. Выглядел удивленным. Может быть, он и не знал этого.
— Что? Задушена?..
— Да.
— Не шейте мне такие дела.
Тон был уверенный, категоричный.
— Выведите его. В понедельник он мне сам объяснит, какие дела ему «шить».
Когда милиционер его вывел, я еще долго сидел на своем месте, размышляя, сопоставляя, анализируя. Итак, в среду Жора с Дашкой полетели на Солнечный берег. Как сообщили коллеги из Бургаса, вечер парочка провела вместе. Ночевали в разных гостиницах. На следующий день Дашка уехала. Потеряв ее, Патлака расспрашивал о ней администрацию гостиницы. В пятницу утром оба возвращаются в Софию — разными самолетами. И в пятницу же вечером Дашку лишили жизни. Так кто же был заинтересован в этом?..
Электроника — великая вещь, но один бог знает, когда она придет на службу нашему делу. Бывает, ходишь-ходишь в поисках человека (чтобы он тебе рассказал, к примеру, о Тодоре Михневе и Георгии Влычкове). Кого-то найдешь, а к кому-то идешь и второй раз, и третий. Но вот отыщешь наконец, а он тебе говорит, что знать ничего не знает (и тогда твое время — псу под хвост!), или начинает лить бесконечные словесные потоки (и тогда время твое все равно летит к черту!), но, хочешь не хочешь, ты слушаешь, да еще и делаешь вид, что благодарен ему по гроб жизни… Похоже, трудно придумать такую электронную машину, такого, что ли, робота, который мог заменить тебя на время торчания, выяснения, собирания сведений и впечатлений, отсеивания нужного от ненужного. Если не придумают, от такой работы мы, скорей всего, сами в роботов превратимся.
Вот такое времяпрепровождение выпало на долю моих коллег из Бургаса и Солнечного берега в субботу и воскресенье. И если не в их, то уж точно в мой адрес летели в те дни неласковые слова их жен: да как же это можно — вызывать на работу в праздничные дни и не давать возможности отцам видеть своих детей.
В воскресенье к десяти утра я пригласил к себе эстрадного певца и его жену. В районное управление МВД от них поступило заявление, что в их квартире неделю тому назад совершена кража.
Эстрадный певец оказался мужчиной в расцвете сил и, несмотря на холодную погоду, пришел без плаща, в спортивном клетчатом пиджаке поверх клетчатой рубашки, в джинсах и кроссовках. Не знаю, как должны одеваться такие люди, когда они не на эстраде и не перед телекамерой, но мне казалось, что в этой своей одежде певец хотел казаться скромным заводским пареньком. Но как ни оденься, подумал я, сразу видно, что ты вообще ни на какой завод не заходил. Его жена была еще в студенческом возрасте, но неизвестно, была ли студенткой, вероятнее всего, была, поскольку после окончания школы вместо вступительных экзаменов в университет сдавала экзамены на жену певца. О том, что сдала их успешно, свидетельствовало манто из беличьего меха и норковая шапка, а также драгоценности — браслеты и кольца на обеих руках, конечно не алюминиевые.