Рокоссовский
Шрифт:
Солдаты Рокоссовского достойно встретили противника. Мощным огнем артиллерии всех систем первая атака врага была отбита. Перегруппировав свои войска, в половине восьмого утра немцы возобновили наступление. Теперь уже определился участок, на котором они были намерены нанести главный удар. Это был район Ольховатки. И удар этот обрушился на солдат 15-й и 81-й дивизий армии Пухова. Четыре раза в этот день отбили они атаки врага, четыре раза противник откатывался и четыре раза после артиллерийской и авиационной обработки вновь рвался вперед. Только в результате пятой атаки удалось ему потеснить советские части. Расчеты немецкого командования на то, что с ходу удастся прорвать оборону и получить
Тем временем в штабе фронта продолжалась напряженная работа. Рокоссовский предполагал, и справедливо предполагал, что враг не израсходовал еще свои резервы, что с утра 6 июля следует ожидать наращивания им ударов. Об этом он доложил Верховному Главнокомандующему. В ответ Сталин сообщил, что из резерва Главного командования фронту передается 27-я армия генерал-лейтенанта С. Т. Трофименко.
Весть обрадовала Рокоссовского, он немедленно отправил штабных командиров для встречи армии. Но утром раздался телефонный звонок из Ставки, пришло новое распоряжение — 27-ю армию, немедленно направить в распоряжение Ватутина в связи с угрожающей обстановкой в районе Обояни. Ставка предупредила, что надо рассчитывать только на свои силы, что положение левого соседа тяжелое и противник оттуда может нанести удар в тыл войск Рокоссовского.
Приходилось действовать своими собственными силами. Для того чтобы восстановить положение, Рокоссовский принял вечером 5 июля решение: с утра нанести контрудар по вклинившемуся противнику 2-й танковой армией А. Г. Родина и 19-м танковым корпусом И. Д. Васильева.
Однако за короткую июльскую ночь танковые соединения не успели сосредоточиться на исходных позициях. Рассвет застал танки в движении, и они подверглись ожесточенным атакам немецких бомбардировщиков. Командиры дивизий не успели провести тщательную рекогносцировку местности, не были своевременно проделаны проходы в минных полях. К тому же во встречном бою с «тиграми» наши танки понесли значительные потери. Все это привело к тому, что стремительного и одновременного удара не получилось. Контрудар не дал желаемых результатов.
С утра 6 июля перешли в наступление и дивизии 17-го гвардейскою стрелкового корпуса. Им удалось продвинуться на 2—3 километра в глубь расположения врага, и здесь они пришли на выручку подразделениям 15-й и 81-й дивизий, которые уже вторые сутки сражались в окружении. Советские солдаты, будучи обойдены врагом, заняли круговую оборону и отражали атаки врага. Два батальона, семь рот, одиннадцать взводов и много отдельных небольших групп сумели замедлить продвижение немецких войск.
Тем временем гитлеровцы ввели свежие силы и продолжили наступление. Им удалось оттеснить войска 17-го корпуса на исходные позиции, но ворваться во вторую полосу обороны они не смогли. На этом направлении за два дня боя противник продвинулся на 8—10 километров и оказался перед второй оборонительной полосой, не менее крепкой, чем первая.
Почувствовав, что прорыв обороны на Ольховатском направлении ему не удастся, с утра 7— июля противник перенес свои усилия правее, в район железнодорожной станции Поныри. Но и здесь войска Рокоссовского создали мощный оборонительный узел, а командование фронта, предугадав намерения противника, перебросило сюда свои резервы.
Рокоссовский маневрировал имевшимися силами смело и решительно. Поскольку ресурсы были не слишком велики, он без колебаний снимал войска с менее угрожаемых участков и переводил их в район Ольховатки и Понырей. По приказу Рокоссовского командующий 60-й армией Черняховский отдал дивизию, составлявшую его резерв. За сутки эту дивизию перебросили на автомашинах к месту назначения. Пришлось расстаться с несколькими соединениями и Батову, армия которого, так же как и армия Черняховского, занимала вершину Курского выступа.
Батов получил приказ Рокоссовского: «181-ю стрелковую дивизию генерала А. А. Сараева, два армейских танковых полка, состоящих в резерве и во втором эшелоне армии, под покровом ночи сосредоточить на стыке 13-й и 70-й армий, где они поступят в мое распоряжение». Батов попытался отстоять свои резервы. В докладе Малинину он говорил:
— За последние двое суток в полосе обороны армии противник ведет усиленную боевую разведку крупными силами. Немцы вчера нанесли короткий удар с участка Дмитровск — Овяловский — Севск. Возможно, они концентрируют силы для удара на этом направлении. Стоит ли нам силы и средства передавать 18-й армии?
— Что значит, стоит ли? — вспылил начальник штаба фронта, это с ним иногда случалось. — Как можно так относиться к приказам штаба фронта?
Видя, что атмосфера накаляется, Рокоссовский взял у Малинина трубку:
— Павел Иванович! Ведь главные силы врага, как и прежде, направлены против основания Курского выступа. Ваше беспокойство мне кажется излишним. А насчет передачи части сил, так судите сами: если передадите их — за свои тылы можете не беспокоиться, если же нет — не исключено, что придется вам ждать удара Моделя танками с тыла. Какая перспектива для вас лучше? Ах, первая! Ну и великолепно, значит, договорились?
Положив трубку, Рокоссовский улыбнулся Малинину:
— Видите, как быстро мы договорились? Я всегда вспоминаю мудрые слова, которые когда-то, очень давно, сказал мне один человек: хочешь знать, как обращаться с человеком, поставь себя на его место!
И в эти сверхнапряженные дни Рокоссовский оставался самим собой. Спокойно, уверенно, без колебаний и суеты делал он свое дело. Позднее он напишет: «Сражение на Курской дуге заставило меня снова задуматься и о месте командующего. Многие большие начальники придерживались взгляда, что плох тот командующий армией или фронтом, который во время боя руководит войсками, находясь большее время на своем командном пункте, в штабе. С таким утверждением нельзя согласиться. По-моему, должно существовать одно правило: место командующего там, откуда ему удобнее и лучше всего управлять войсками.
С самого начала и до конца оборонительного сражения я неотлучно находился на своем КП. И только благодаря этому мне удалось все время чувствовать развитие событий на фронте, ощущать пульс боя и своевременно реагировать на изменения обстановки.
Я считаю, что всякие выезды в войска в такой сложной, быстро меняющейся обстановке могут на какое-то время отвлечь командующего фронтом от общей картины боя, в результате он не сумеет правильно маневрировать силами, а это грозит поражением. Конечно, вовсе не значит, что командующий должен всегда отсиживаться в штабе. Присутствие командующего в войсках имеет огромное значение. Но все зависит от времени и обстановки».
Время было уже иное — 1941 год давно миновал, и обстановка изменилась. Войска Рокоссовского оборонялись, но оборона эта была преднамеренной, и командующий фронтом твердо контролировал положение. Благодаря его умелому руководству, а главное, стойкости и геройству советских солдат ни 7 июля, ни в последующие дни гитлеровцам не удалось прорвать оборону войск Центрального фронта как у Понырей, так и в других местах.
Сражение у Понырей, развернувшееся с утра 7 июля, носило исключительно ожесточенный характер.