Роковая ночь
Шрифт:
Харун ар-Рашид был так поражен этим, что забыл и о дереве, и о павлине. Он хотел знать, каким образом происходит такое чудо. Но на его вопрос Абу-л-Касем ответил лишь, что чаша сделана руками умелого мудреца, проникшего в тайны природы. Взяв мальчика за руку, он вывел его из комнаты, снова неожиданно оставив халифа в одиночестве.
Раздраженный халиф решил, что юный хозяин явно помешан: только покажет диковинку, которую хочется рассмотреть, как тут же тащит ее прочь, с глаз долой. «Хорошо же, Джафар, — мысленно проворчал он, — я научу тебя
Он с неудовольствием думал об Абу-л-Касеме, когда тот появился вновь. За ним шла девушка в наряде, украшенном драгоценностями. Красота же ее намного превосходила убор. При виде такого божественного создания халиф был изумлен. Ей было приказано развлечь халифа, подойти к нему поближе, и она очаровала его еще больше. Халиф предложил ей присесть, а Абу-л-Касем послал за лютней. Принесли изящный инструмент, сделанный из алоэ и сандала и инкрустированный слоновой костью и черным деревом. Девушка взяла его и заиграла так нежно, что Харун ар-Рашид, бывший знатоком музыки, вскричал в восхищении:
— О юноша, тебе нельзя не позавидовать!
Но, заметив, что гость пришел в восторг от игры прекрасной невольницы, Абу-л-Касем вывел ее. Это дало халифу новый повод негодовать. Он едва удержался в рамках приличий. Однако по возвращении юного хозяина они провели время до заката весьма приятно, и Харун ар-Рашид сказал на прощание:
— Господин, я очарован вашим обхождением и смущен роскошью приема, который вы мне оказали. Позвольте же теперь мне удалиться и пожелать вам приятного отдыха.
Абу-л-Касем поклонился ему и, не противясь его намерению уйти, подождал у двери, пока он удалялся, извинившись за то, что не смог принять его более торжественно.
По дороге на свой постоялый двор халиф рассуждал про себя, что не так уж радушен Абу-л-Касем. Он считал, что везир не имел никакого права сравнивать такого человека с ним, с халифом. «Ибо, — думал он, — разве Абу-л-Касем сделал мне хоть маленький подарок, хотя я и расточал похвалы и тому дереву, и чаше, и слуге, и девушке! Мое восхищение должно было, конечно же, побудить его предложить мне одно из чудес. Но этот человек, как я посмотрю, просто хвастун. Ему доставляет удовольствие показывать богатства и удовлетворять свою гордость и тщеславие. Теперь я вполне убедился в пустословии Джафара и не прощу ему такой лжи!»
Размышляя таким образом, халиф входит на постоялый двор. И что же он там видит?! Как же велико было его изумление! Он нашел там несколько штук богатой материи, прекрасные шатры и палатки, множество невольников и слуг, великолепных лошадей, мулов и верблюдов и — что для него было особенно ценно — дерево с павлином, красивую невольницу с лютней и маленького слугу с неиссякаемой чашей. Все слуги простерлись перед ним ниц, а девушка подала свиток шелковой бумаги, на которой было начертано следующее послание:
«О мой дорогой и любезный гость, которого до сего времени я не имел счастья и чести знать! Опасаюсь, что не смог принять вас с тем достоинством и уважением, какое подобает вашему сану. Позвольте же мне, зная вашу доброту, умолять вас о том, чтобы вы забыли и простили мне ошибки, в которых я повинен перед вами, и не отказались принять те мелочи, которые я нынче посылаю вам. Дерево, павлин, слуга и невольница принадлежат вам с того момента, как я понял, что они пришлись вам по вкусу. Ведь я почитаю своим правилом: если какая-то вещь доставляет удовольствие моему гостю, она переходит в его собственность».
Когда халиф прочитал это письмо, он захлопал в ладоши, одобрил щедрость хозяина дома и уверился в том, что судил опрометчиво.
— Да падет на Джафара тысяча благословений! — сказал он. — Лишь ему я обязан своим прозрением. О Харун, не гордись больше своим великодушием! Не хвались своим благородством! Один из твоих же подданных намного превосходит тебя в этом!
Но как может простой человек подносить такие дары, подумал он и решил, что необходимо спросить, каким образом Абу-л-Касем сделался обладателем таких богатств. Харун решил не возвращаться в Багдад, пока не узнает об этом. «Как же это получается, — удивился он — что подданный живет в большем изобилии, чем повелитель?»
Решив разузнать о том, что его интересовало, халиф поспешил в дом юноши, где застал его в одиночестве.
— О великодушнейший Абу-л-Касем, — сказал он, — подарки, сделанные тобой, так ценны, что, приняв их, я боюсь злоупотребить твоим добросердечием. Поэтому позволь мне вернуть их и пожелай счастливого пути до Багдада, где я поведаю народу о величии твоей души и о твоем бесподобном великолепии.
— Господин, — ответил Абу-л-Касем, бросая печальный взор, — если вы отказываетесь от моих подарков, значит, что-то в моем поведении вас обидело.
— Нет, — возразил халиф, — небо свидетель, что я очарован твоей обходительностью, но подарки твои слишком дорогие. Они превосходят даже царские, и если хочешь послушать меня, то подумай, что в один прекрасный день от твоего богатства ничего не останется, ибо великодушие твое не знает предела.
— Господин, — ответил юноша улыбаясь, — я очень рад, что не оплошность моя побуждает вас отказаться от подарков. Итак, чтобы сделать вас более склонным принять их, я должен сообщить, что каждый день дарю подобные или даже много богаче. Быть может, вас удивляет это, но ваше удивление рассеется, когда вы выслушаете мою историю.
Тут он повел Харуна в покои, бывшие в тысячу крат богаче уже виденных. В комнате стоял тонкий аромат. Они вошли в зал, в конце которого на возвышении стоял трон, весь из золота, а у подножия его постелен был шелковый ковер.
Теперь Харуну ар-Рашиду представилось, что он находится во дворце более могущественного монарха, чем он сам. Юноша предложил ему воссесть на трон, сам сел подле и начал рассказ.
ЖИЗНЬ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ АБУ-Л-КАСЕМА