Роковая строфа
Шрифт:
– Я тебя очень хорошо понимаю, – сказал Истомин старший, – и предлагаю тебе: оставайся у нас, живи сколько хочешь. Не думай ни о чем. Андрей поможет тебе разобраться с делами Бориса, работу найдем, будешь чувствовать себя совершенно другим человеком! И знай, я тебя очень уважаю, – торжественно сказал он, – редкий мужчина решился бы на такое, тем более, что ты – юридически являешься владелицей вех этих денег и домов…
– Господи, Володя, – вступала в разговор его жена, – но ведь Машеньке что-то все равно полагается по закону. Она имеет право на жилье, и…
– Плевать! – стукнул кулаком по столу
Вернулись из круиза по Средиземному морю счастливые, загорелые молодожены. В аэропорту их встречали всей семьей, Соболев старший шутил, что теперь у них огромный клан, или картель, как кому больше нравится. Рита, расцеловавшись со всеми, подошла к Маше и, обняв ее, прошептала на ухо:
– Машенька, родная, если бы не ты! Как я счастлива!
Решено было ехать всем вместе к Соболеву старшему. На этот раз Истомины не сопротивлялись, потому что Владимир Иванович и Александр Дмитриевич явно чувствовали взаимную симпатию.
Маша не знала, что именно отец Андрея первым поговорил о ней с Соболевым; но на следующий день Андрей Дмитриевич пригласил Машу к себе в кабинет и, расспросив ее обо всем подробнее, сказал, что если она ему довериться, то он поможет ей безболезненно решить.
– Мария Петровна, вы уверены в том, что хотите отказаться от всего имущества в пользу вашего брата? – спросил он напоследок. – Я, все-таки, должен вам напомнить, что вы имеете право на некоторую часть этого имущества, хоть вы, по вашему утверждению и не способствовали его накоплению.
– Да, уверена, – тихо подтвердила Маша.
– Я понимаю, что вы не рассказываете мне всего, – вздохнул Соболев, – возможно, вы правы, и это ваше решение единственно возможное. Но, в то же время, вы должны помнить, что у ваших родителей и у вашего дяди тоже были квартиры и накопления. Насколько я понимаю, вы с вашим братом – единственные наследники?
– Да.
– Значит, от имущества, завещанного вам родителями или дядей, вы не отказались бы?
Маша пожала плечами.
– Я к тому все это говорю, – терпеливо объяснял ей Соболев, – что вы вполне можете рассчитывать на отдельную квартиру, хотя бы. Ваши родители не одобрили бы, если бы вы вдруг оказались на улице. Разрешите мне немного поворчать на вас, – с улыбкой попросил Соболев. – Дело в том, что я могу вам купить любую квартиру, или дом, по вашему выбору…
Маша испуганно вскинула на него глаза.
– Знаю, знаю, – остановил ее Соболев, – вы не хотите принимать такой помощи. Поэтому я вам предлагаю следующее: мы сделаем полный расчет, все официально заверим и проведем по документам, и вы станете законной владелице вашей личной квартиры. Я вас уверяю, моя дочь и я – мы в огромном долгу перед вами. Позвольте же мне хоть как-то отблагодарить вас. Пожалуйста! – он взял ее за руку и улыбнулся.
Маша тоже улыбнулась сквозь слезы и кивнула головой, положившись на Соболева.
Маша вздохнула и оглядела свою кухню. За год она успела обставить квартиру, «обрасти вещами» – как она, смеясь, говорила Рите. Маша гордилась тем, что она теперь работает и сама себя обеспечивает. Андрей с Ритой открыли PR-агентство, где Маша теперь и трудилась менеджером по связям с общественностью.
За год Борис ни разу не сообщил о себе. Но Маша знала, что Соболев встречался с адвокатом Бориса, чтобы решить все финансовые вопросы.
Несколько раз Маша пыталась связаться с братом по Интернету, но, по-видимому, Борис сменил адрес электронной почты, как и номер своего телефона. Маша спрашивала у Соболева, не знает ли он что-нибудь о Борисе. Но Соболев ничего не знал; адвокат сообщил, что клиент не уполномочил его сообщать место своего нахождения.
Таки образом, Маша оставалась в полном неведении до последнего времени, когда таинственное исчезновение Риты, навело ее на невеселые размышления и воспоминания. сопоставляя так и эдак события прошлого, Маша все сильнее убеждалась в том, что ее подозрения не беспочвенны. Но она совершенно не представляла себе, что надо делать, чтобы спасти Риту.
Из состояния задумчивости ее вывел звонок Андрея. Он сказал, что появился Сергей Иванович, и есть новости.
55
После ухода Бориса в комнате остался перегоревший спиртовой запах. Рита, сначала не обратившая на него внимания, через некоторое время стало явственно ощущать его. Потом ей стало казаться, что совершенно нечем дышать, она хваталась за горло и открывала рот, как рыба выброшенная на берег. Наконец, подкатила тошнота, и Рита бросилась за перегородку.
Через несколько минут она, бледная и расслабленная лежала на кровати, холодный пот выступил у нее на лбу.
– Это просто токсикоз, – уверяла она себя, – это пройдет, скоро пройдет. Надо думать о ребенке, только о нем… Все остальное – не важно.
Кормили ее на убой. Каждый день хмурая Вика трижды в день приносила заставленные блюдами подносы. Борис не появлялся.
Рита, собрав в кулак всю свою волю, заставляла себя есть. Правда, токсикоз усиливался, лишенная свежего воздуха и медицинской помощи Рита, сильно похудела. Вика, наблюдавшая время от времени пленницу на экране монитора, стала задумываться.
Рита не знала, какая погода на улице, день или ночь. Она была лишена связи с миром, она была лишена всего, даже времени. О том, какое сейчас время суток, Рита догадывалась, по содержанию подносов, приносимых Викой. Кофе, соки, яичница, овсянка, тосты – значит, утро; суп, мясо или рыба, салаты – обед; что-то легкое, молочные продукты, запеканки, фрукты – ужин. Вика не спрашивала, нравиться ли Рите то, или иное блюдо, не интересовалась, чего бы хотелось пленнице, но еду приносила исправно, так же исправно убирала грязную посуду.
Вика же принесла ей сумку с одеждой, бросив ее у порога комнаты. Так же бросала она чистые комплекты с постельным бельем, небрежно приказывая:
– Поменяй…
Рита замкнулась в себе, решив, что надо выждать время, не вступать в конфликты и вообще – терпеть. Она знала, что ее ищут. Но, по видимому, найти ее было трудно, поэтому надо ждать и надеяться, чего бы это ни стоило.
Она попыталась сосчитать, сколько дней уже находится здесь и с этих пор стала аккуратно отмечать каждые три прихода Вики, как один день. Она знала, что это не точно, но все-таки, примерное представление о времени немного успокаивало ее.