Роковая женщина
Шрифт:
— Я могу сохранить тебе жалованье, — беспомощно пообещал Саймон. — Не то, чтоб это было важно…
— Это очень важно, — резко сказала она. — Деньги, которые оставил мне Артур, и твое жалованье не покроют моих судебных издержек даже в начале, и даже, если я одержу победу, то процесс займет годы. Тем временем я плачу за квартиру, которой не пользуюсь. Какое там! Стерн предложил, чтобы я переехала в один из наиболее «уединенных отелей», как он изящно выразился, — «Карлайл» или может быть «Уиндем». Но я не могу позволить себе жить в гостиницах и ненавижу их. В любом случае,
— Да Бога ради, зарегистрируйся под вымышленным именем. Это просто и делается каждый день. Я могу снять номер для тебя.
— Благодарю покорно! Боже мой, Саймон, еще пару недель назад никто даже не слышал обо мне, а сейчас я в магазин не могу заглянуть, чтоб кто-нибудь меня не узнал. Я начинаю понимать, как себя чувствует Джекки Онассис.
— Подозреваю, что в глубине души она этим наслаждается.
— А я нет.
— Ты знаешь, что можешь сразу покончить с этим.
Она мрачно уставилась в окно.
— И что тогда? Что я скажу? «О’кей, мы не были женаты, это была просто шутка»? Так вот, Саймон, мы были женаты, что бы сейчас не утверждалось. Я не могу просто скрыться, как будто ничего не случилось.
— Может, и могла бы, но не сделала. Если тебе нужен мой совет — уезжай куда-нибудь, заляг на дно, предоставь все Стерну и подожди, пока пыль уляжется.
— Саймон, я не собираюсь убегать. Это ты мне советовал, помнишь? Это выглядело бы как признание, будто я в чем-то виновата. А я не виновата.
— Как тебе угодно. — Он пожал плечами с видом человека, сделавшего все, от него зависевшее, и которому не в чем себя винить. Встал и налил себе стакан вина. Он был только что из-под душа, в халате, с еще не уложенными волосами.
Одно из обстоятельств, затруднявшее его жизнь в этой квартире, было то, что они прежде были любовниками. Вряд ли она могла запретить Саймону сидеть полуголым в собственной комнате или заходить в ванную, когда она принимала душ, чтобы позвать ее к телефону. В конце концов, это была его квартира, и они видели друг друга обнаженными столько раз, что любая стыдливость была бы неуместна.
Однако из-за этих случайных мгновений интимности ей было неловко. Она чувствовала, что Саймон ими наслаждается, порой даже провоцирует их, она же находила их утомительными — еще одной мелкой каплей раздражения в море настоящих проблем, и не знала, как положить этому конец, не устраивая сцен, а сцена с Саймоном была последним, в чем она сейчас нуждалась.
Он плюхнулся на диван и спокойно развалился там, даже не потрудившись поплотнее запахнуть халат.
Он что, действительно ожидает, что я буду с ним спать? — подумала Алекса. Но она достаточно знала Саймона, чтобы догадаться, что на уме у него больше, чем секс. Если он решил, что существует весомый шанс на ее победу, тогда, возможно, было бы удачной идеей возобновить их прерванную связь.
В конце концов, она не просто вдова, она потенциально богатая вдова — фактически, если она победит, самая богатая вдова в мире, если
Она сразу возненавидела себя за подобную подозрительность. И впервые до нее дошло, что ценой великого богатства, возможно, станет вечная подозрительность, что ее чувства к Саймону, без сомнения, очень сходны, хотя и в меньшей степени, с чувствами, которые семейство Баннермэнов испытывает к ней — или теми подозрениями, что, очевидно, годами отравляли жизнь Сесилии, даже когда это касалось бедного Букера.
Одно, во всяком случае, было очевидно — она должна выехать из квартиры Саймона. Помимо того, какое впечатление это может производить на окружающих, напряжение постепенно становится невыносимым. Не говоря уже о том, чтоб остаться ей, а Саймону уехать. Рано или поздно он бы потребовал платы за свое жертвоприношение, а она уже и так перед ним в долгу гораздо большем, чтоб чувствовать себя удобно.
— Я уеду завтра, — сказала она.
— Не обязательно так спешить, — заметил он, без всяких претензий, будто надеялся, что она останется.
— Нет, так лучше. Ты прав.
— Ты могла бы воспользоваться, знаешь ли, прибежищем Баннермэна. Ведь у тебя остался ключ.
Эта мысль никогда не приходила ей в голову. И теперь она не была уверена, что обрадовалась. В возвращении туда было нечто жуткое, с другой стороны, гораздо более жутко вернуться в свою квартиру и спать в постели, где умер Артур, в то время, как газетчики и телевидение дежурят за дверью.
— Не знаю, смогу ли я сделать это, — помедлив, сказала она.
— Не вижу, почему бы нет.
— Это не моя квартира. И я не знаю, имею ли я право…
— А кто тебя остановит? И она, вероятно, твоя, Господи помилуй! Кроме того, сто шансов против одного, что о ней никто не знает. Не прими как оскорбление, но если Баннермэн содержал в городе элегантное любовное гнездышко, он же не распространялся об этом всем вокруг? Нельсон Рокфеллер имел полдесятка городских домов, о которых никто не знал, кроме его телохранителей и управляющего.
— Артур — не Нельсон Рокфеллер.
— Конечно же, я не провожу сравнений, хотя множество людей проведут, прими это как должное. Я просто говорю, что его семья понятия не имеет об этой квартире, так же, как и газетчики. Никто не мог знать, что ты бывала там, кроме слуг, и Бог свидетель, их, должно быть, обязали держать язык за зубами.
— Там никого нет, кроме приходящей уборщицы. Она не говорит по-английски.
— То, что нужно.
— Я даже не держала там своей одежды.
— Еще лучше.
— Наверное, — с сомнением сказала она. — Однако мне все еще неловко.
Он пожал плечами.
— Если хочешь быть миссис Баннермэн, так лучше начать вести себя соответственно. Ты вышла замуж за деньги и власть — неважно, хотела ты этого или нет. Так возьми же то, что он тебе оставил, Алекса, и воспользуйся этим, или отступись прямо сейчас.