Роковая женщина
Шрифт:
И почему, спросила она себя, ей так приятно одобрение пожилых мужчин? Или, если быть полностью правдивой, старых? Но сдержанно улыбнулась в ответ как первая ученица, ненавидя себя за это.
Вид знакомого размашистого почерка на конверте расстроил ее почти так же сильно, как его возможное содержимое. В случае с отцом это оказалось письмо, написанное в ее семнадцатый день рождения и оставленное ей на случай его смерти. Она порвала письмо не читая и сожгла обрывки. И никогда не жалела об этом. У нее было предчувствие — что бы Артур не намеревался сообщить после смерти, это,
Стерн нажал кнопку селектора и произнес:
— Мисс Барбара, пожалуйста, не соединяйте меня ни с кем, пока я с мисс Уолден. — Затем он взял из ящика маленький диктофон и включил его. — Предосторожности не помешают, — пояснил он и заговорил прямо как Квинси в сериале, производя аутопсию, подумала она.
Ей вспомнилось, что Артур обожал сериалы — один из странных парадоксов в человеке, который, несмотря на свои аристократические манеры, сделавшие его изгоем, обитавшем в некоем обособленном мире, доступном лишь третьему поколению сверхбогачей, в своих вкусах, наедине с собой, был типичным средним американцем. Он любил смотреть телевизор, особенно такие фильмы как «Квинси», «Коджак» (самый любимый его сериал), «Хилл-стрит блюз», шоу Джонни Карсона, и был совершенно доволен, сидя перед телевизором с тарелкой сэндвичей и стаканом скотча.
— Белый конверт из Гарвард-клуба, адресованный «Александре», с подписью «Артур Баннермэн» на задней стороне поверх печати. Я его открываю. — Он осторожно вскрыл конверт изящным ножом для разрезания бумаги из серебра высокой пробы, вероятно, подарком Пенелопы Мориц, которая тратила большую часть своего свободного времени, покупая Стерну то, что ему еще не успела подарить жена. Выложил содержимое на стол. — В конверте содержится, — произнес он, — письмо от руки на бланке Гарвард-клуба, адресованное «дражайшей Александре». — Отложил его. — Свидетельство о браке от графства Нью-Йорк между Артуром Алдоном Баннермэном и Элизабет Александрой Уолден. — Он развернул отпечатанный документ. — Депозитный лист, обозначающий депозит в двести пятьдесят тысяч долларов, положенных на счет в «Морган Гаранти Траст», отделение Рокфеллеровского центра на имя Элизабет Александры Уолден…
— Двести пятьдесят тысяч? — Это было гораздо больше денег, чем она когда-либо имела.
Стерн продолжал говорить. Четверть миллиона долларов явно не были суммой, способной произвести на него впечатление.
— Записка, приложенная к депозитному листу, — он по-прежнему говорил в диктофон. — «Это поможет тебе продержаться на плаву, если возникнут трудности». Очень благоразумно — и предусмотрительно. Что бы он ни планировал для вас, он догадывался, что семья будет против, поэтому положил некоторое количество денег на ваше собственное имя. Может, ему и следовало быть президентом!
Он развернул другой лист бумаги, размером побольше, и внимательно его прочел.
— Написанный от руки документ, содержащий последнюю волю и завещание Артура Алдона Баннермэна. Засвидетельствованное неким Бакстером Троубриджем, адрес — 8, 67, Пятая авеню.
— Мистер Троубридж учился с Артуром в Гротоне и Гарварде. Он был его самым старым другом. Они иногда обедали вместе в Гарвард-клубе. Кажется, они входили в какое-то общество — «Наблюдатели Гарварда», или что-то в этом роде. Артур
— Думаю, я могу набросать картину. Он идет в Гарвард-клуб, пишет вам письмо, находит в баре Троубриджа и дает ему засвидетельствовать завещание, кладет все бумаги в конверт, спускается по Пятой авеню к «Морган Гаранти», чтобы положить конверт в сейф, который он снял для вас. Было ли у него предчувствие смерти или он хотел просто в чем-то быть уверенным перед женитьбой? Полагаю, мы никогда не узнаем. Господи, как я ненавижу эти завещания, написанные от руки в последнюю минуту. Оно даже не засвидетельствовано нотариусом.
— Это важно?
— Дорогая юная леди, завещания бывали написаны на книжных обложках, салфетках для коктейлей и кусках коры, и все равно признавались законными. Главное, чтоб было ясно выражено намерение завещателя. Однако, жаль, что Баннермэн вместо Троубриджа не обратился к нотариусу Гарвард-клуба. Кстати, вы знаете, что за тип этот Троубридж, просто на случай, если придется вызывать его в качестве свидетеля?
— Я встречалась с ним только однажды. Артур всегда говорил, что он пьяница. И он был, безусловно, пьян, когда я его видела.
— Чудесно! Только этого нам и не хватало! Нам лучше обратиться к лучшему эксперту по почерку в графстве, пока этого не сделала противная сторона. — Он снял очки и вгляделся в нее. Выражение его лица было изумленным как у школьного учителя, видящего, что умный ребенок не может решить простейшей задачи. — Вы не задаете обязательного вопроса, — сказал он. — Это обычно первое, о чем хотят узнать.
Алекса вздохнула. Конечно, ей было интересно, но в действительности она хотела оттянуть известие о том, что сделал Артур. Она не сомневалась, что он, вероятно, оставил ей крупную сумму денег, иначе он вряд ли бы потрудился составить новое завещание, но последнее, чего ей хотелось — это жестокой драки без правил с семьей Баннермэнов. И она не была уверена, что хочет пройти сквозь многолетние тяжбы, апелляции и процессы, и посвященные им газетные подвалы — превосходный рецепт, как бездарно растратить жизнь. И чем больше он ей оставил, тем свирепей с ней будут бороться.
— Это не потому, что завещание меня не волнует, — объяснила она. — Просто, сколько бы Артур мне ни оставил, я вовсе не жажду сражаться с его родными и вижу, что этого не избежать, Так, значит, о какой сумме мы можем говорить?
Стерн понимающе кивнул. Лицо его стало почти печальным, словно ему не хотелось сообщать ей дурные вести. Неужели Артур не оставил ей ничего? Это было бы удивительно и даже слегка разочаровало, — но ведь не конец же света. Она вышла за него не из-за денег, что бы о том ни думали люди.
Стерн откашлялся.
— Он оставил вам все, — сказал он. — Свое чистое состояние полностью.
Мгновение она молчала, онемевшая и окаменевшая. Если бы Стерн сказал — миллион долларов, или два, или пять миллионов, она бы удивилась, однако такие суммы она могла себе представить, но «чистое состояние полностью» было за пределами ее воображения, богатство, настолько огромное, что оно было в тягость самому Артуру. И что значит «чистое»? — спросила она себя.
— Объясните мне, — тихо попросила она, стараясь говорить по возможности спокойно.