Роковые иллюзии
Шрифт:
Это высказывание является еще одним намеком на организационные недостатки' в деятельности НКВД, в том что касалось оценки полученной развединформации. Не имея подготовленных сотрудников, которые могли бы квалифицированно выполнить анализ, руководители НКВД, очевидно, беспокоились о том, сколько разведывательных данных пропадало оттого, что они передавались в Кремль в сыром виде, чтобы начальник НКВД Берия и «Большой Хозяин» могли по своему усмотрению отбирать важную, по их мнению, информацию. В отчете говорится, что только потому, что в передаче доклада «Старшины» участвовало разведывательное управление Красной Армии, его сведения дошли до соответствующего военного командования.
Поддержание радиосвязи с берлинскими сетями «Красной капеллы» оставалось проблемой для Москвы. В делах «Корсиканца» и «Старшины» записано, что до февраля 1942 года Специальное управление НКВД по связи только два раза приняло сигнал D6. К тому времени уже не было возможности восстановить связь через «Кента», так как гестапо запеленговало передатчик брюссельской сети.
Рано утром 13 декабря 1941 г. подразделение зовдерко-манды, которому было приказано выследить «Красную капеллу», под командованием штурмбанфюрера СС Фридриха Пан-цингера ворвалось в явочный дом «Кента» на рю-дез-Атребат, 101, в Эттербеке. Его радист
907
Эта советская версия, основанная на специально отобранных отчетах из дел НКВД и материалах допросов, проведенных советскими властями после войны, показывает «Красную капеллу» в ином свете, чем собственная версия Треппера или версия Жиля Перро — «L'Orchestre Rouge». Ясно, что она была написана с целью скрыть имена людей, которые с ним сотрудничали. Материалы НКВД проясняют многие важные подробности, приведенные в документах гестапо, которые легли в основу анализа ЦРУ, материалы которого рассекречены.
Ликвидацию резидентуры «Кента» немцы считали крупным успехом, так как ее «музыканты» давали о себе знать чаще, чем все другие советские подпольные радиостанции, составлявшие «красный оркестр». По данным послевоенного опроса Гуревича, проводившегося в КГБ, просчетом его группы было чрезмерное использование радиостанции. Они были так перегружены передачей дополнительных сообщений для других сетей, в том числе для берлинских групп НКВД, что их радистам не оставалось иного выбора, кроме как пренебречь строгими правилами безопасности, требующими ограничивать радиопередачи. В последние недели перед налетом гестапо радиостанция «Кента» работала на передачу по пять часов в сутки, становясь легкой добычей для немецких пеленгаторов. Гуревич сообщил также, что гестапо захватило шифрованные тексты передававшихся станцией сообщений, которые радисты не потрудились уничтожить. Именно это в конечном счете сыграло роковую роль для сетей «Корсиканца» и «Старшины», когда радистов заставили заговорить под пытками. Теперь лишь время требовалось для того, чтобы немецкие шифровальщики получили достаточно Информации о ключах к шифрам и выяснили имена и адреса, содержавшиеся в сообщении от 10 октября 1941 г., в котором «Кенту» предписывалось установить контакт с «Корсиканцем» и «Старшиной». Используя пленных радистов, гестапо привело в действие операцию по передаче в Москву дезинформации — начало сложную радиоигру — «функшпиль». Она велась при непосредственном участии Треппера. «Большой шеф» предал и членов своей сети (как он утверждал, по приказу Москвы), а затем в сентябре 1943 года бежал из-под стражи гестапо, когда он находился в парижской аптеке [908] .
908
Треппер. Большая игра, с. 276.
В марте 1942 года Центр прибег к другим способам для восстановления связи с «Корсиканцем» и «Старшиной» в Берлине. Первая попытка была сделана в апреле, когда в Берлин был послан агент стокгольмской резидентуры под оперативным псевдонимом «Адам». Ему было поручено передать Курту Шульце шифрованное сообщение и дополнительные средства — 500 рейхсмарок. «Адаму» удалось установить контакт, но по соображениям безопасности его не уполномочили встретиться ни со «Старшиной», ни с «Корсиканцем». В сообщении, которое он передал, возвратившись в Стокгольм, говорилось о том, как он спрятал деньги и как их следовало искать:
«Адам зарыл 500 марок в коричневой бутылке с черным пластмассовым колпачком в назначенном месте: если встать около Бранденбургских ворот лицом к Шарлоттенбургштрассе, то слева от ворот Видна дорожка, ведущая к Тиргартену. В десяти метрах от ворот стоит скульптура раненой львицы. С двух сторон от скульптуры находятся по четыре скамьи. За второй скамьей слева, если подходить от ворот, растет дерево, на которое смотрит вниз львица; бутылка зарыта неглубоко, в вертикальном положении у его основания, с внешней стороны от скамьи» [909] .
909
Отчет для ГРУ, Стокгольм, от 24 июня 1942 г. Дело «Корсиканца» № 34118, т. 2, с. 106, АСВРР. Возможно, бутылка находится там до сих пор!
«Заступаете утром», — такое сообщение о предстоящем «контакте» должны были опустить в почтовый ящик Шульце. Получив сигнал, в тот же день в 6 часов вечера на станций берлинского метро «Ам зоо», у входа с виадука, он должен был ожидать советского курьера. Кроме того, «Адам» сообщил Шульце, что зарыл деньги на случай непредвиденных расходов около Бранденбургских ворот под взглядом бронзовой львицы [910] .
«У нас нет анодов. Пытаюсь достать батареи. Ханс [Коп-пи] вызывал вас — безуспешно. Стараемся сделать все возможное. Берг». Это сообщение Шульце вручил «Адаму» для передачи в Центр из Стокгольма [911] . В послании Москве сообщалось, что причиной отсутствия связи по-прежнему является неисправность рации Шульце, и в связи с этим выработаны планы, предусматривавшие доставку группам «Корсиканца» и «Старшины» новых, более мощных передатчиков. Это была сложная задача, которую, по мнению Москвы, лучше всего можно было выполнить, воспользовавшись предложением о сотрудничестве в проведении нелегальных операций, которое только что поступило от англичан. Разобранные передатчики предстояло доставить по воздуху из Англии и сбросить на парашюте вместе с двумя сотрудниками на севере Голландии откуда передатчики можно было бы доставить на восток — в Берлин. Для осуществления этой операции были отобраны двое немцев — опытные агенты НКВД. Их псевдонимы были «Бригадир» и «Вахе»; второй был специалистом
910
Там же.
911
Щифртелеграмма из Стокгольма, переданная через ГРУ, дело «Корсиканца» № 34118, т. 2, с. 111, АСВРР.
912
Дело «Красной капеллы» № 93621, т. 1, с. 202. Сотрудничество в годы войны между SOE и НКВД, о котором известно немного, началось после того, как британский представитель сэр Чарльз Хем-броу был «подготовлен» для направления в Москву с целью проведения предварительных дискуссий осенью 1941 года. К концу сентября было достигнуто соглашение. Главой миссии SOE в Москве был Джордж Хилл, коллега Сиднея Рейли со времен первой мировой войны (и муж Элизабет, которую Бёрджесс предложил для вербовки в соответствии с указанием Орлова в 1935 г.) (см. главу 7). Хью Дальтон, министр-лейборист, отвечавший за деятельность SOE в Военном кабинете, в конце сентября 1941 года сообщил Черчиллю, что русские выразили «горячее желание сотрудничать в вопросах подрывной деятельности» и что крайне важно сохранить связи между SOE и НКВД в строгом секрете. Степень секретности была такой, что в британских исторических трудах приводится очень мало подробностей о двадцати советских агентах, которые были сброшены в Европе королевскими военно-воздушными силами в 1941–1942 годах, и представляется, что эта миссия была одной из первых попыток совместного проведения операций. См. ссылку в работе Дэвида Стаффорда — David Stafford. Britain and European Resistance, 1940—45: A. Survey of the Special Operations Executive with Documents, University of Toronto Press, Toronto, 1980, pp. 69–70.
Только к лету 1942 года Центр смог подготовить для выполнения этого задания еще двух агентов-парашютистов, говоривших по-немецки. На этот раз было принято решение сбросить их с самолета Красной Армии над советской территорией, оккупированной немцами, откуда они должны были направиться на запад, в Берлин, выдавая себя за немецких рабочих. Старшим в этой группе из двух человек был Альберт Хесслер — бывший член КПГ, член Интернациональной бригады, прошедший подготовку в секретной разведывательной школе Орлова в Испании. Хесслера, под оперативным псевдонимом «Франц», сопровождал Роберт Барт — другой агент НКВД немецкого происхождения, псевдоним которого был «Бек». Оказавшись на немецкой территории, они должны были раздельно направиться в Берлин, где Хесслеру предстояло вступить в контакт с Куртом Шульце или Шумахерами в сети «Старшины», а Барту было поручено войти в контакт с «Брайтенбахом» — офицером гестапо, много лет сотрудничавшим с НКВД [913] .
913
Дело «Красной капеллы» № 93621, т. 1, с. 202, АСВРР.
Успешно приземлившись с парашютами 5 августа 1942 г. у города Брянска, недалеко от старой прусской границы, они уже через неделю были в Берлине. Хесслера укрыли в своей квартире Шумахеры, после чего он установил контакт с Шульце, а через него — с радистом Коппи. Они вместе собрали новую радиостанцию и безуспешно вызывали Москву — сначала из дома Эрики фон Брокдорф, а затем — из дома Оды Шоттмюллер. Изо всех сил стараясь привести в действие злополучные передатчики, ни они, ни Харнак, ни Шульце-Бойзен не подозревали, что гестапо уже сжимает вокруг них кольцо [914] .
914
Там же.
Лишь в конце августа 1942 года Шульце-Бойзен получил первое предупреждение об опасности от Хорста Хайльмана. Он пригласил Хайльмана прогуляться на яхте, с тем чтобы задать ему некоторые вопросы Наедине и завербовать в свою сеть. Когда они вышли на озеро Ваннзее, он сказал Хайльману, что ведет разведывательную работу в пользу Советского Союза, и спросил, не может ли тот помочь. Он знал этого человека с 1940 года, когда вел семинары по вопросам внешней политики в Берлинском университете, где Хайльман в то время учился. Под влиянием Шульце-Бойзена он тайно проникся идеями коммунизма, а в следующем году поступил на службу в вермахт. Там, на озере, среди сверкавшей на солнце водной глади, Хайльман уверил Шульце-Бойзена в своем страстном желании сотрудничать, а затем сообщил, что благодаря связям в шифровальном отделе Верховного главнокомандования армии (ОКН) уже узнал, что гестапо подобрало ключи к радиопередачам, которые вели советские подпольные агенты. Направив лодку к берегу, Шульце-Бойзен попросил Хайльмана срочно проверить эту информацию. Крайне важно было знать, не перехвачены ли какие-либо сообщения, ставящие под подозрение членов его группы [915] .
915
Дело «Красной капеллы» № 480677, т. 6, с. 60–61, АСВРР.
Лишь сорок восемь часов потребовалось Хайльману для выполнения его первого и последнего задания Москвы: тщательно просмотрев папки в шифровальном отделе ОКН, он наткнулся на копию радиограммы, которую советская военная разведка передала «Кенту» в Брюссель одиннадцатью месяцами ранее. Расшифровка, помеченная грифом «секрет командования», была результатом многомесячной работы специальной зондеркоманды гестапо по борьбе с «Красной капеллой». Хайльман был потрясен, увидев в телеграмме фамилию и адрес своего друга Шульце-Бойзена, упоминание о его жене Либертас и о других членах их сети [916] .
916
Там же.