Роковые иллюзии
Шрифт:
Наша книга основана на дословных цитатах из материалов, которые имеются в настоящее время и существование которых раньше можно было лишь предполагать, исходя из отрывочных сведений — искаженного отражения событий в зеркале «официальной» советской истории. Что касается достоверности цитируемой документации, то сведения из некоторых архивных дел КГБ теперь удается проверить, сопоставляя их с информацией из рассекреченных документов британского правительства. К примеру, можно было проверить сообщения, которые Дональд Маклейн переснимал для Москвы, по материалам Министерства иностранных дел, хранящимся в Управлении государственной документации.
Разумеется, скептики опять будут утверждать, что любые добровольно предоставленные советские документы не содержат правдивой информации. Теперь можно доказать, что неразумно настаивать на таком мнении при наличии материалов, подтверждающих достоверность некоторых документов КГБ, например сообщений Маклейна о постановлениях
Возможность «сказать, как было» стала одним из главных преимуществ идеи книги об Орлове, поскольку период его активной деятельности и его знания о советских операциях и агентах охватывали весь период, начиная с создания ЧК при Дзержинском и кончая первыми залпами второй мировой войны. Вот почему мы с Олегом решили, что можно лучше всего отдать дань истории, раздвинув жесткие рамки рассказа об Орлове и включив в книгу разделы, основанные на новых документальных материалах из советских архивов. Они касаются таких крупных операций, как формирование берлинской сети «Красной капеллы» (ранее считалось, что ею руководила разведка Красной Армии) и первые успехи, достигнутые в оперативной работе «тремя мушкетерами» из Кембриджа (за их вербовкой и первыми операциями Орлов наблюдал лично).
Историки, как правило, настаивают на неограниченном доступе к документальным архивам и на возможности беспрепятственно «просеивать» все их содержимое. Однако посторонним никогда не удастся получить свободный доступ к архивам СВР, равно как и к архивам ЦРУ, поскольку они считаются важным дополнением к оперативной базе данных. И все же, в то время как мне пришлось воспользоваться своими связями в разведывательных кругах США и сослаться на Закон о свободе информации, чтобы получить американские документы об Орлове, Олег как офицер разведки, находящийся на действительной службе, имел и возможность, и право знакомиться со всеми делами в архивах КГБ, которые нужны были ему для исследований. Поэтому, хотя мне разрешали просматривать не все документы из тех, которые изучал он, мы с самого начала договорились, что наша книга не будет рассказом «со слов», поскольку по крайней мере один из соавторов действительно видел все материалы.
В ходе работы возникало много вопросов, особенно когда при сравнении советских материале» с отчетами об опросах Орлова в Америке и с показаниями, которые он дал американцам, обнаруживались пробелы или противоречивые сведения. Для меня этот процесс представлял собой дистанционное исследование архива КГБ, наподобие исследования Луны с Земли путем обмена радиосигналами с луноходом. Курьезность ситуации состояла в том, что Хьюстонскому космическому центру уже двадцать лет назад было легче связаться с лунным роботом, чем мне — в 1992 году — почти ежедневно дозваниваться до Москвы. До появления телефакса и авиационной экспресс-почты написать такую книгу было бы невозможно, и не только по политическим причинам. За полтора года, которые ушли на написание этой книги, мы затратили сотни часов на телефонные переговоры и переслали в Соединенные Штаты и Россию многие килограммы бумаги. Наша совместная работа протекала на удивление гладко благодаря терпеливой работе Олега с архивистами, которые проявили горячее стремление помочь делу. Когда понадобились материалы об Орлове из архивов ФБР и ЦРУ, мне удалось получить только половину хранящихся там дел: остальные по-прежнему не выдают, хотя я неоднократно посылал запросы через FOIA. Однако в двух случаях научное везение помогло мне в общих чертах воссоздать содержимое недоступных дел из ФБР и ЦРУ.
Первая удача пришла, когда я обнаружил полное оглавление основного досье Орлова, которое прошло цензуру в варианте ФБР и полная копия которого находилась в Хранилище материалов армейской разведки в Форт-Миде. Второй раз мне повезло, когда в отчетах о беседах и в корреспонденции, которую вело управление с французской службой контрразведки (ДСТ) в 1965 году, обнаружилось много документов, которые проливали свет на содержимое дела Орлова в ЦРУ (оно так и не было рассекречено). Эти материалы предоставил мне надежный человек, который по понятным причинам хочет остаться неназванным. Ветераны управления, изучив материалы этих бесед" сотрудников ЦРУ с Орловым, подтвердили их подлинность. Во франко-американских материалах купюр не было; в других «официально» рассекреченных делах Орлова вырезались и вымарывались в основном те разделы, которые
Всякий раз, когда мы встречались с такими купюрами или когда «по оперативным соображениям» не было возможности назвать источники или осветить те или иные события, мы оговаривали это в нашем совместно написанном тексте. Олег заверил меня, что купюры сделаны по необходимости — по тем же причинам, по которым то же делалось и с американскими материалами, — а не являются преднамеренными провокациями. Однако в случае с документами ФБР нередко можно было выяснить содержание вымаранных разделов, опираясь на внутреннюю логику и содержание соседних абзацев. Воспоминания ветеранов и параллельная информация из сообщений других агентств, которые были подвергнуты менее строгой цензуре, позволяют уверенно заполнить некоторые другие пробелы. Но при всей рациональности такой работы некоторые ключи, как и при решении какого-нибудь интригующего кроссворда, неизбежно приводят к логичным, но совершенно ложным выводам. В случае с архивами КГБ, напротив, мой соавтор знает, что именно его просили опустить. Поэтому, хотя Олег постоянно заботился о том, чтобы не выдать никаких секретных подробностей, он смог удержать своего соавтора от опрометчивых умозрительных выводов.
Поскольку определять, что имеет историческое значение, — дело историка, а не цензора, в этом разделе — его я писал один и поэтому чувствовал себя здесь более свободно — я позволю себе высказать ряд замечаний, которые возникли у меня при первом знакомстве с историческими материалами советской разведки. Прежде всего я должен подчеркнуть, что любые выводы, которые я делаю здесь, это мое личное мнение, на которое не влиял даже косвенно авторитет моего российского соавтора.
Ни я, ни те представители американских разведывательных кругов, с которыми я консультировался, в целом не сомневались в объективности, проявленной КГБ при рассекречивании материалов разведки. Не возникает впечатления, будто она предоставила лишь те материалы, которые характеризуют деятельность Орлова положительно. Лакмусовой бумажкой стало предоставление направленных Орловым в Москву донесений о проводившихся под его руководством операциях по ликвидации испанской троцкистской оппозиции. Столкнувшись с документальными свидетельствами того, что руки Орлова в- крови, КГБ все же согласился на обнародование документации, которая должна была наконец разрешить полувековой спор об обстоятельствах смерти Нина. Поскольку Орлов постоянно отрицал утверждения об убийстве как троцкистскую фальшивку и не раз показывал под присягой, что не участвовал в таких операциях по ликвидации, КГБ мог бы сохранить эту информацию в секрете. Но он не сделал этого, хотя такие сведения марали характер Орлова несмываемым пятном; так мир узнал еще об одном постыдном эпизоде сталинской эпохи.
Решение позволить Олегу собрать воедино неоспоримые свидетельства, которые он обнаружил в деле переписки с испанской резидентурой (доказательства участия Орлова в организации убийств), было наглядным признаком того, что российская разведывательная служба не будет утаивать исторические материалы лишь для того, чтобы скрыть неприятную правду. Для историка это решение исключительно важно. Оно позволяет верить в то, что критерии рассекречивания, которые установлены российской разведывательной службой, применяются неукоснительно. То же можно сказать и о решении предоставить значительное количество оперативных материалов, в которых имеется много рукописных донесений Орлова о вербовке кембриджской группы, а также психологические портреты ее членов и телеграммы, которыми обменивались Центр и его сотрудники, работавшие на местах. Кроме того, были предоставлены фотокопии всех страниц американского паспорта Орлова с красноречивыми штампами о въезде и выезде вместе с копиями видов на жительство и других «оперативных» документов, какие никогда не рассекретили бы американские учреждения. Также мы получили доступ к захватывающим личным воспоминаниям Филби и смогли сопоставить их с оперативными докладами из его дела, относящимися к тому же времени. Наличие столь широкого круга взаимосвязанных документов позволило провести такую перекрестную проверку, которой невозможно было подвергнуть дела из ФБР и ЦРУ.
Таким образом, российская разведывательная служба достигла нового уровня открытости и расширила горизонты историографии, в том что касается разведки и контрразведки. В самом деле, постраничный анализ документов ФБР и КГБ, составивших основу этой книги, показывает, что КГБ сделал значительно меньше купюр, чем ФБР. Изъятыми «по оперативным соображениям» оказались в основном имена людей и названия операций. Это соответствует официально объявленному решению не называть имена источников, которые еще живы и не выявлены западными контрразведывательными службами или не раскрыли себя сами. С целью защиты этих людей рассекречиваются только их псевдонимы.