Роковые иллюзии
Шрифт:
«Тайная история преступлений Сталина» («The Secret History of Stalin's Crimes») была представлена в предисловии как расширенный вариант содержания письма с угрозой разоблачения, которое, как утверждал Орлов, ой написал Сталину в 1938 году, подробно перечислив в нем его преступления. Хотя представленный им материал носит достаточно изобличительный характер, предполагаемое его воздействие на советского диктатора является еще одним обманом Орлова. Однако, чтобы поддержать иллюзию, требовалось до публикации книги вернуть себе копию своего письма Ежову. Если предположить, что на пленке, хранящейся в его сейфе, содержалась копия письма, Орлов, несомненно, понимал, что это могло подвергнуть риску разоблачения перечисленных в нем советских агентов, включая Филби и Маклейна, а также других, возможно все еще активно действующих. Хотя шестьдесят два агента и операции перечислены в списке только под псевдонимами, над расшифровкой которых ФБР пришлось бы здорово попотеть, обнаружение оригинала письма и списка поставило бы под сомнение правдивость Орлова, его утверждение, что он действительно перебежчик, и его столь искусно
726
Orlov. «Stalin's Crimes», предисловие.
Подобно любой другой крупной операции, инициатором которой был Орлов, его появление на сцене из тайного американского убежища было спланировано и осуществлено с точным соблюдением всех деталей. На самом деле выбор времени для его появления на свет был обусловлен финансовыми соображениями. Эти соображения он начал учитывать еще задолго до 1950 года, поскольку, несмотря на экономное ведение хозяйства его женой Марией, их денежный резерв в 22 800 долларов сократился к концу 40-х годов до нескольких тысяч долларов. Орлов к тому времени был слишком стар, чтобы начать делать вторую карьеру. Его прежние надежды найти работу в коммерческой администрации после окончания 15 июня 1945 г. «Дайк энд Спенсериан колледжа» в Кливленде разбились после окончания войны. Переход от военной службы к гражданской работе был нелегким делом даже для демобилизованного американского офицера, не говоря уже о пятидесятилетнем бывшем советском генерале, которому пришлось бы конкурировать с массой более молодых мужчин, возвращающихся из армии и претендующих на рабочие места на гражданской службе.
В 1945 году Орловы подсчитали, что денег им хватит всего на пять лет с небольшим, а за это время они должны были найти какой-то другой источник дохода. Обеспечить себе пенсию, став платным осведомителем ФБР, Орлову было не по его характеру. Он оставался преданным делу революции и сохранял лояльность по отношению к своим агентам, которых завербовал и которыми руководил. Правда, ему были известны и не столь серьезные секреты, которые можно было превратить в звонкую монету, обратившись к писательскому делу, не поступаясь при этом своими принципами и не подвергая риску разоблачения созданные им шпионские сети, которые, как он предполагал, возможно, еще продолжали функционировать. Но Орлов никогда не имел намерения с полной откровенностью раскрывать свою роль в советских шпионских операциях, как это сделал Кривицкий в своей книге «Я был агентом Сталина» («I was Stalin's Agent»), поскольку это нарушило бы договор, который он заключил в 1938 году.
Вскоре после окончания войны Орлов начал собирать воедино свои собственные воспоминания о том, что он узнал о «великой чистке». В них он тщательно избегал упоминания о своем собственном вкладе в превращение аппарата советской тайной полиций в грозное орудие внутреннего подавления и международного шпионажа. Целью его труда, как он ее сформулировал в предисловии к книге, было разоблачение Сталина и создание для истории документа «о преступлениях, совершенных им ради приобретения личной власти, о сфальсифицированных судебных процессах, организованных им против лидеров революции, и о его отношениях с ближайшими друзьями, уничтожить которых он замышлял» [727] .
727
Ibid., p. x.
Опираясь на свою поразительную, «острую как лезвие бритвы», память, Орлов намеревался создать изобличительный документ, являющийся обвинительным актом против Сталина. Он должен был быть достаточно детализированным и скандальным, с целью придания большей достоверности его утверждению, что Сталин предпочел отступить перед его шантажом, чем позволить ему разоблачить столь ужасные тайны. Хотя Орлов бегло говорил по-английски, он предпочитал писать черновую рукопись своим размашистым почерком по-русски. В своей лейквудской квартире и в библиотеке «Уайт Мемориал» в Кливленде он трудился месяцами, делая выписки и анализируя опубликованные труды по советской истории, чтобы придать достоверность собственной работе. Все написанное Орловым за день каждую ночь перепечатывалось преданной женой Марией на специально приобретенной для этой цели пишущей машинке с русским шрифтом. Начав с истории убийства Кирова в 1934 году, Орлов намеревался объяснить, каким образом Сталин спровоцировал убийство потенциального соперника, чтобы получить предлог для начала «чистки» своих противников. Он описывал, как из большевистских лидеров старой гвардии выбивали ложные признания для того, чтобы сделать их центральными фигурами в целой серии показательных судебных процессов. В свою очередь, эти процессы служили оправданием для «охоты на ведьм», начавшейся в отношении предателей и троцкистов, которая привела к ликвидации тысяч людей. В предисловии и на протяжении всей книги Орлов изо всех сил старался подчеркнуть достоверность обвинения, которое основывалось на его собственных знаниях и на рассказах очевидцев из числа его товарищей из НКВД, но не было подкреплено никакими документами.
«Я записывал указания, которые Сталин лично давал начальникам НКВД на совещаниях в Кремле, — писал Орлов, подчеркивая подлинность и точность написанного. — Я записал личные переговоры Сталина с некоторыми из его жертв и слова, действительно сказанные обреченными людьми в Лубянской тюрьме. Я узнал эти тщательно охраняемые секреты от самих
«Тайная история сталинских преступлений», содержащая внушающий ужас перечень страшных подробностей, рассказывает, как коварный и безжалостный тиран использовал НКВД в качестве орудия укрепления все расширяющегося царства террора. Он показал, как Сталин осуществлял чистку рядов сначала Политбюро, потом Красной Армии, а затем аппарата тайной полиции. «Для совершения этих ужасных преступлений Сталину требовались верные пособники из числа офицеров НКВД, — писал Орлов. — Число его соучастников продолжало увеличиваться, и Сталин, заботясь о своем имени в истории и стремясь скрыть от мира свои преступления, решил в 1937 году уничтожить всех своих верных помощников, чтобы никто из них, пережив его, не смог свидетельствовать против него» [729] .
728
Ibid.
729
Ibid.
Орлов позаботился о том, чтобы изобразить себя не как соучастника, а как одну из намеченных Сталиным жертв, но жертвой, которая осталась в живых, чтобы запечатлеть на скрижалях истории свои мрачные свидетельские показания. Сам Орлов избежал расправы летом 1938 года, когда Сталин через своего приспешника Ежова организовал ликвидацию «почти всего командного состава НКВД», а также тысяч его товарищей-офицеров, которые, «возможно, могли узнать тайны его преступлений». Отвести себе роль скорее пассивного свидетеля чудовищной тирании Сталина, чем активного участника, было необходимо для той цели, которую преследовал Орлов. Для этого требовалось соблюсти тонкое равновесие между правдой и вымыслом, поскольку достоверность его собственного повествования основывалась на знании изнутри аппарата советской тайной полиции, которое он мог бы иметь лишь в том случае, если бы сам играл существенную роль в его операциях. Будучи высокопоставленным офицером НКВД, знавшим Сталина с 1924 года, он был его личным консультантом по вопросам разведки в 1935–1936 годах, а также послушно и безжалостно осуществлял чистку троцкистской оппозиции в Испании. Поэтому Орлову пришлось скрывать степень своего соучастия как пособника тирании советского диктатора.
Ему пришлось также скрыть важную роль в руководстве советскими агентами внедрения, действовавшими за границей, которые приобретали все более важное значение в период послевоенной конфронтации с Соединенными Штатами. В конце 40-х годов стали нарастать идеологическая борьба и ядерное противостояние между Западом и СССР. Орлов не мог не осознать того, что если бы он решился раскрыть свои секреты, то он, возможно, смог бы существенно изменить ход «холодной войны». Орлов наверняка понял важность своих собственных секретов, когда прочел в газетах о том, как информация, предоставленная шифровальщиком ГРУ Игорем Гузенко, бежавшим из советского посольства в Оттаве в 1945 году, привела год спустя к аресту британского ученого-атомщика Алана Нанна Мэя [730] .
730
Игорь Гузенко бежал 5 сентября 1945 г. Основной публикацией относительно его разоблачений является «The Report of the Royal Commission», 27 июня 1946 г, Оттава. См. также рассказ самого Гузенко «Железный занавес», Dutton, New York, 1948.
Орлов, конечно же, следил по газетным заголовкам и сообщениям по радио за развернутой ФБР кампанией борьбы с коммунистической подрывной деятельностью. Под авторитарным руководством директора Дж. Эдгара Гувера ФБР после окончательного разгрома Германии и Японии обратило свои усилия на борьбу с подрывными операциями нового врага США — их бывшего союзника Советского Союза. Первая реальная информация о степени советского внедрения в аппарат правительства США была предоставлена в 1945 году Луисом Буденсом и Элизабет Террил Бентли. За их признаниями последовали признания Дэвида Уиттейкера Чемберса. Эти коммунисты-перебежчики подробно рассказали, в какой степени НКВД использовал американских членов партии для создания агентурных сетей в среде вашингтонской бюрократии военного времени. Их тревожные разоблачения подтвердили показания Гузенко, снятые в ноябре отделом контрразведки Канадской королевской конной полиции [731] .
731
Показания Бентли: см. ее подписанное заявление от 30 ноября (ФБР, № 65-56402) и современный вариант ее рассказа «Out of Bondage» с примечаниями Hayden Peake, New York, Ivy Books, 1989. Позднейший подробный и объективный анализ запутанного дела Уят-тейкера Чемберса дан Алленом Уайнстейном в «Perjury, the Hiss-Chambers Case», Knopf, New York, 1978.
Орлов не мог знать, насколько глубоко докопалось в ходе расследований ФБР до корней советских шпионских операций или до того, насколько важную роль играла в «холодной войне» шпионская деятельность агентов, которых он знал или которые были им завербованы. Даже если Орлов и не узнал из газет, что Маклейн с 1944 года занимал пост первого секретаря в британском посольстве в Вашингтоне, все равно он мог бы догадаться, что по крайней мере один из завербованных им «трех мушкетеров» все еще передавал в Москву важные секреты после того, как Советский Союз опустил «железный занавес» вдоль границы Восточной Европы и началась «холодная война».