Роман Булгакова Мастер и Маргарита: альтернативное прочтение
Шрифт:
Речь идет об отношениях двух авторов одного театра – Художественного. Точнее сказать, об отношении Театра к двум своим авторам.
Для общей характеристики позволю себе привести мнение хотя и не современника этих авторов, но зато работника МХАТ и известного булгаковеда А.М. Смелянского:
«Сезон 1935/36 года Художественный театр начал премьерой «Врагов». Старая горьковская драма, выбор которой внутри театра мало кто понимал, оказалась на редкость актуальной. «Враги» стали волнующим художественно-политическим событием середины 30-х годов, еще раз подтвердив непревзойденное чутье Немировича-Данченко к цвету нового времени» 2.
Это
«4 января 1934 г. В МХАТе началась репетиция «Врагов». На каком-то спектакле этой пьесы недавно в Малом театре в правительственной ложе была произнесена фраза:
– Хорошо бы эту пьесу поставить в Художественном театре» 3.
Оказывается, вдохновляющим фактором для «непревзойденного чутья к цвету нового времени» явилась фраза из правительственной ложи …
Выдержка из письма Булгакова П.С. Попову от 26 июня 1934 г. (по поводу пятисотого спектакля «Дней Турбиных»): «И Немирович прислал поздравление Театру. Повертев его в руках, я убедился, что там нет ни одной буквы, которая бы относилась к автору. Полагаю, что хороший тон требует того, чтобы автора не упоминать. Раньше этого не знал, но я, очевидно, недостаточно светский человек» 4.
Полные горечи слова. Ведь Булгаков не мог не знать о том, что за три месяца до этого, 14 марта, Горькому была направлена поздравительная телеграмма Немировича-Данченко по поводу 800-го представления «На дне» 5. Это событие настолько соответствовало «цветам времени», что впоследствии было отражено в горьковской «Летописи…». И еще одно яркое событие, датированное «Летописью» 24 апреля того же года: «Готовится к постановке пьеса «Враги». Зато 24 августа в дневнике Елены Сергеевны появляется красноречивая запись: «Станиславский, по его словам, усталый, без планов […] «Чайку» не хочет ставить. Хотел бы и «Врагов» снять, «Но – говорит, – это не удастся, надо ставить» 6. Выходит, что у «Ка Эс», как и у всей труппы, тоже не было чутья к «цвету нового времени».
Но и этого мало; навязанный из правительственной ложи спектакль в определенной степени «перешел дорогу» булгаковскому «Мольеру», о чем свидетельствует сам Булгаков в адресованном П.С. Попову письме от 14 марта 1935 года:
«Кстати, не можешь ли ты мне сказать, когда выпустят «Мольера»? Сейчас мы репетируем на Большой Сцене. На днях Горчакова оттуда выставят, так как явятся «Враги» из фойе. Натурально, пойдем в Филиал, а оттуда незамедлительно выставит Судаков (с пьесой Корнейчука…)» 7.
В этом отрывке уже сама форма обращения к не имевшему никакого отношения к МХАТ П.С. Попову с вопросом «когда выпустят?» носит иронический смысл. К тому же, это словечко – «явятся»… Булгаков явно относился к горьковской пьесе без должного пиетета. Что же касается «Мольера», то здесь действительно все шло не гладко. Как свидетельствует дневник Елены Сергеевны,
«… 15-го [мая 1934 г.] предполагается просмотр нескольких картин «Мольера». Должен был быть Немирович, но потом отказался.
– Почему?
– Не то фокус в сторону Станиславского, не то месть, что я переделок тогда не сделал. А верней всего – из кожи вон лезет, чтобы составить себе хорошую политическую репутацию. Не будет он связываться ни с чем сомнительным!» 8.
И почти через год, 5 марта 1935 года:
«Тяжелая репетиция у Станиславского. «Мольер». М.А. пришел разбитый и взбешенный. К.С., вместо того, чтобы разбирать игру актеров, стал при актерах разбирать пьесу. Говорит наивно, представляет себе Мольера по-гимназически. Требует вписываний в пьесу» 9.
Через два месяца, 15 мая 1935 года Булгаков пишет своему брату Николаю Афанасьевичу в Париж:
«Ты спрашиваешь о «Мольере»? К сожалению, все нескладно. Художественный театр, по собственной вине, затянул репетиции пьесы на четыре года (неслыханная вещь!) и этой весной все-таки не выпустил ее. Станиславскому пришла фантазия, вместо того чтобы выпускать пьесу, работа над которой непристойно затянулась, делать в ней исправления. Большая чаша моего терпения переполнилась, и я отказался делать изменения. Что будет дальше, еще точно не знаю» 10.
Зато 11 или 12 июня Немирович-Данченко направляет Горькому очередную телеграмму: «Дорогой Алексей Максимович, рад сообщить Вам об очень большом успехе «Врагов» на трех генеральных репетициях. На последней публика поручила мне послать Вам ее горячий привет. Все участники и я испытывали глубокую радость в этой работе и теперь счастливы ее великолепными результатами. Немирович-Данченко» 11.
Через неделю вдогонку телеграмме в тот же адрес пошло письмо, в котором Немирович-Данченко, явно чуя «цвет нового времени», сообщает: «После трех генеральных репетиций мы сыграли «Враги» 15-го числа, обыкновенным, рядовым спектаклем, взамен другого («У врат царства»). Мне хотелось показать Иосифу Виссарионовичу до закрытия сезона и до обычной парадной премьеры(выделено мною – А.Б.) […]. Рад Вам обо всем этом рапортовать» 12.
И, как в насмешку, – «… МХАТ, вместо того, чтобы платить за просроченного «Мольера», насчитал на М.А. – явно неправильно – 11 800 руб» 13. Эта запись сделана Еленой Сергеевной 28 января 1936 года, когда «Враги» победоносно шли уже целых полсезона.
Буквально через две недели после этой записи Елены Сергеевны, 4 февраля, Немирович-Данченко пишет Горькому: «… Должен признаться Вам, что с работой над «Врагами» я по-новому увидал Вас как драматурга. Вы берете кусок эпохи в крепчайшей политической установке и раскрываете это не цепью внешних событий, а через характерную группу художественных портретов, расставленных, как в умной шахматной композиции. Мудрость заключается в том, что самая острая политическая тенден…» – Господи, хватит – этому конца нет! Каково же было Булгакову знать все это!.. 14