Роман Булгакова Мастер и Маргарита: альтернативное прочтение
Шрифт:
Еще одной такой вехой явилась публикация (опять же в «Правде») в 1934-35 гг. серии из трех горьковских статей под общим заголовком «Литературные забавы». В них содержалась не только апологетика сталинского режима и «коллективного свободного труда», и не только патетические проклятья в адрес прячущихся в рядах партии большевиков подлых убийц. Утверждая, что «индивидуализм – весьма распространенная болезнь в литературной среде» (каково было читать такое Булгакову!), Горький фактически встал на путь политического доносительства. Это проявилось в его менторской критике молодых поэтов, которых он назвал «чуждыми типами». Ставшее
Итак, с «гуманизмом» Горького разобрались. Осталось только ответить на вполне законный вопрос терпеливого читателя: «Все это хорошо, но при чем здесь булгаковский роман?» Придется снова возвратиться к той самой тринадцатой главе, где Мастер рассказывает о себе Бездомному:
» – Но вы можете выздороветь, – робко сказал Иван.
– Я неизлечим, – т спокойно ответил гость, – когда Стравинский говорит, что вернет меня к жизни, я ему не верю. Он гуманен и просто хочет утешить меня».
«Гуманен»… Поэтому ему нельзя верить… Выходит, что с точки зрения Мастера гуманизм – понятие негативное.
Надежда Яковлевна Мандельштам писала в своих воспоминаниях: «Читая какие-нибудь циничные, страшные или дикие высказывания, О.М. часто говорил: «Мы погибли»… Впервые он это произнес, показывая мне отзыв Сталина на сказку Горького: «Эта штука сильнее «Фауста» Гете. Любовь побеждает смерть»…» 12.
В этом свидетельстве содержится два заслуживающих внимания момента. Первый – сравнение Сталиным горьковского произведения с «Фаустом» Гете. (Есть даже картина такая – «Горький читает товарищам Сталину и Ворошилову поэму «Девушка и смерть». Не ручаюсь за точное название этого шедевра, но военная форма Ворошилова там очень к месту. Она, видимо, должна была приводить в ужас не только Мандельштама, но и ту девушку, которой даже смерть не страшна). Уж кто только из литературоведов не примерял булгаковского Мастера к гетевскому Фаусту, да все без особого успеха… А вот сталинско-ворошиловский аспект упустили. А ведь Булгаков не мог не знать не только о сталинском высказывании о «Фаусте» Гете, но и о реакции на это Мандельштама. Тогда не стоит ли рассмотреть «фаустовскую» тему в романе и под таким углом зрения?.. Тем паче, что угол зрения некоторых булгаковедов слишком уж скошен в сторону постановления ЦК ВКП(б) от 1932 года.
Что же касается второго момента, то следует сказать, что среди писателей все же были и такие, которые не очень пугались Горького и даже осмеливались не только кулуарно, как Мандельштам, но и публично оспоривать его право ставить собратьев по перу в угол. В частности, на «Открытое письмо А.С. Серафимовичу» («Литературная газета», 14.02.1934 г.), где Горький отрицает «мужицкую силу» Ф. Панферова, которая, по его мнению, противоречит работе партии («… – сила социально нездоровая и культурно-политическая, талантливо последовательная работа партии Ленина-Сталина направлена именно к тому, чтобы вытравить из сознания мужика эту его, хвалимую вами «силу»), последовала смелая отповедь Серафимовича 13.
Даже «Правда» нашла возможным поместить «Открытое письмо А.М. Горькому», в котором Ф. Панферов писал, в частности: «Я прочитал вашу третью длиннейшую «Литературную забаву». И в этой «Литзабаве» вы снова слишком увлекательно забавляетесь, забывая о том, что имеете дело с живыми людьми, а не с манекенами.
Абсолютно бездоказательно вы пишете, что я занимаюсь «болтовней», называя мою речь на съезде писателей: «беспомощная статейка», «малограмотная статейка». Что это за методы спора? Это заушательство, которое вы в своей третьей «Литературной забаве» осуждаете» 14.
Как можно видеть, явление, метко названное К.И. Чуковским «горьковщиной», на последнем этапе жизни писателя трансформировалось в обыкновенную «сталинщину». Об этом знали не только Серафимович с Панферовым – Булгаков тоже жил не в безвоздушном пространстве. И, поскольку ни «Правда», ни «Литературная газета» свои подвалы ему не предоставляли, то вот Вам, читатель, его «закатный роман».
О «горьковщине».
О «сталинщине».
О «Сталине советской литературы».
Примечания к 21 главе:
1. Дневник М.А. Булгакова, запись от 6 ноября 1923 г. – «Огонек», N 51-1989 г., с. 16.
3. Д.С. Лихачев. Заметки и наблюдения. Из записных книжек разных лет. «Советский писатель», Ленинградское отделение, 1989, с. 462-463.
4. К.И. Чуковский. Две души М.Горького, с. 353.
7. В.Ф. Ходасевич. Воспоминания о Горьком. М., «Правда», 1989, с. 14, 16.
8. К.И. Чуковский. Дневник… Запись от 26 марта 1919 г., с. 106.
9. А.М. Горький. Гуманистам. ПСС, т. 25.
10. А.М.Горький. С кем вы, мастера культуры? – «Правда», 22 марта 1932 г.
11. По крайней мере, так повествует фундаментальный четырехтомный официоз под названием «Летопись жизни и творчества Горького». В.А. Каверин в своей статье о Юрии Тынянове «Друг юности и всей жизни», написанной в 1964 году, вспоминал: «Когда был организован Союз писателей и мы получили подписанные Горьким билеты, Тынянову был вручен билет номер один – факт незначительный, но характерный» («Воспоминания о Ю. Тынянове», М., «Советский писатель», 1983, с.53). Несмотря на то, что «факт незначительный», все же В.Г. Редько настоял на упоминании о нем («Ведь Чудакова – специалист по творчеству Тынянова!») Хотя меня, честно говоря, все же больше интересует членский билет с другим номером, 3111.
12. Н.Я. Мандельштам. Воспоминания, с. 323.
13. А.С. Серафимович. Ответ А.М. Горькому. «Литературная газета», 1 марта 1934 г.
14. Ф. Панферов. Открытое письмо А.М. Горькому. «Правда», 18 января 1935 г.
Глава XXII. «Конец романа – конец героя – конец автора» («Мертвец, хватающий живых»)