Роман с пивом
Шрифт:
Пожарные все еще выли, но было уже совсем светло. Прошло некоторое время, прежде чем с трудом удалось открыть глаза, хотя «открыть» не совсем верное слово, они и так были открыты, но было слишком светло.
— Ого, — сказал Маршал. Это был возглас, который произносят в том случае, когда действительность не соответствует возлагаемым на нее ожиданиям, а именно это в данном случае и произошло.
Затем поблизости стало что-то проявляться. Это что-то было неопределенно-черное по цвету, а по бесформенности напоминало туфли Хеннинена.
Травинки щекотали ухо, и плотная пелена перед глазами стала рассеиваться. Маршал вытер со щеки убежавшую слюну. По абсолютно непонятным, несмотря на благие намерения, причинам было такое чувство, что он проснулся в Миккели, или где-нибудь в Пиексамяки, или какие там еще есть дикие места.
— К черту, ну и состояньице. Долго я спал?
— Прости, времени не засекали, — развел руками Жира.
— Снова здорово, — бросил Хеннинен. — Чего ты, бля, прикопался к этому времени?
— Просто подумал, а вдруг уже вечер.
— Ну, солнце, как видишь, все еще светит, — сказал Хеннинен.
— То есть можно сказать, что вечереет?
— Скорее дневает, — сказал Жира. — Или клонится к вечеру. Солнце его жизни медленно клонилось к закату.
— Мне снилось что-то ужасное, но уже там во сне я понял, что это какой-то бред и что рассказать его я никогда никому не смогу. То есть вам я сейчас уже рассказываю, но больше никому не буду, эх-нах, я, по-моему, все еще где-то в дебрях.
— Очень так по-городскому, — сказал Жира.
— Ах да, там во сне был такой момент, что эти мудилы затащили куда-то Хеннинена и угрожали ему ужасными овощами-мутантами или даже мутантами-овощами. Но может, и правда это была только угроза, и до тяжелого рукоприкладства дело не дошло, тут уж не знаю. Но сон, в общем, был приблизительно такой.
— По крайней мере, не вещий, — сказал Хеннинен.
— Ну, этого мы не знаем. Хотя постой. Какого хрена ты тут делаешь? Я что, так долго спал?
— Приди в себя, дорогой, — сказал Жира, и голос его звучал так, словно он кого-то уже оплакивал, хотя, конечно, женских забот у него накопилось, мама не горюй.
Хеннинен рассказал свою историю, но, в сущности, рассказывать было нечего, так, на абзацик, может, и наберется. В общем, полицейские запихали Хеннинена в машину и поехали в сторону ближайшего участка, но через пару кварталов вдруг завернули на заправку, остановились и сказали, типа, посиди тут на жопе и подумай, в какое место стоит ее употреблять, и ушли пить кофе минут этак на пятнадцать, что, по меркам Хеннинена, было ужасно долго, он и так уже к этому времени был на взводе от всего случившегося и неслучившегося за день, а потом они вернулись и просто отпустили его, сказали, мол, не хотим из-за какой-то вонючей дерьмовой шутки портить себе рабочее настроение, а потом еще добавили в качестве
— Потом они уехали, а я остался стоять на дороге, как придурок. Потом купил себе пива и потопал обратно сюда.
— Шалава, — очнулся Маршал, — откуда ж у тебя деньги?
— Смотри-ка, спит-спит, а денежки считает, — сказал Хеннинен. — У меня сдача осталось с прошлой покупки.
— Какой покупки? — переспросил Маршал и снял из уголка глаза большой гнойный комок, который потом никак не хотел стряхиваться с пальца, так что в конце концов пришлось просто вытереть руку о траву.
— Ну той, последней, когда мы сидр покупали, — сказал Хеннинен. — Кстати, коли уж заговорили о сидре, то не пора ли нам его выпить, если вы, конечно, не выпили тут все без меня.
— Это были мои деньги, — вздохнул Маршал.
— Все хорошо, что хорошо кончается, — сказал Жира.
— Почему-то мне кажется, что ты уже целый день это повторяешь, — сказал Хеннинен, — или даже целое лето.
— Да, что-то такое знакомое, — кивнул Маршал.
— Ну, я не знаю.
— То есть вы оба, по-моему, это уже говорили.
— Мы же твои друзья, — сказал Жира и полез за пакетом. — Никуда твой сидр не делся.
— Тогда доставай, — обрадовался Хеннинен.
— Может, у меня день сегодня хороший, — сказал Жира и развел руками. Потом достал бутылку и протянул ее Хеннинену. — Да и вообще, я человек положительный.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Мршал.
— Ты уже, наверное, забыл, а мы говорили о том, что все хорошо, что хорошо кончается. Ну так вот я и стал развивать тему и сказал, что я человек положительный, только, нах, такое размусоливание убьет, на фиг, любую идею, и вообще мне стало вдруг плохо и тоскливо.
— Может, мы, это, куданить двинемся, а? — спросил Маршал. — А то чёт засиделись уже в одном положении.
— Дануна, — сказал Хеннинен и открыл поллитровую бутылку сидра.
— Может, я, конечно, и повторяюсь, но мне по-прежнему видится важной идея сыграть в кости, — сказал Жира. — То есть хочу сказать, что мы как-то о ней позабыли. То есть ну что надо двигаться дальше, в том смысле, что теперь, мне кажется, игра была бы уместной, как никогда, особенно в свете всех последних событий, и поэтому, мне кажется, было бы хорошо задуматься о чем-нибудь постороннем.
— Я тоже сейчас как никогда нуждаюсь в любви.
— Размечтались! — сказал Маршал.
— Прямо-таки удивительная эта бутылка сидра, — сказал Хеннинен, задумчиво открывая и закрывая пробку. — И очень практичная, такую без труда можно взять с собой в дорогу, например, в трамвай.
— Гм, — промычал Жира.
— Да ну вас к черту. В общем, я хотел сказать, что неплохо бы поехать куда-нибудь, хотя бы на трамвае прокатиться по городу.
— Вот те на, — пробормотал Маршал. — Завидная живость!