Роман с Полиной
Шрифт:
Полина молчала. Тогда я отвернул маленький уголок одеяла. Под ним лежала стопа. Пальцы на ней испуганно сжались. На одном, на изгибе, была молодая мозоль. Я прислонился грудью к тахте и стал осторожно, один за одним, целовать пальцы. Дивный, сладкий вкус пота. Я совершенно не брезговал. Я был удивлен, мне не было это противно. Наоборот, были какая-то радость и даже восторг, что я делаю это и что это мне не противно. Тогда я стал подниматься губами выше и дошел до колена.
— Не надо, я так не люблю, — прошептала Полина,
Она повернулось ко мне. Ее лицо было заплаканным. Я стал целовать каждую слезинку на нем и выпивать ее, промокая губами. Неожиданно Полина обняла меня и прижалась своими губами к моим. Меня трясло как в лихорадке. Все звенело во мне от желания и силы… Как было потом, я никогда никому не скажу…
— Толик, ты можешь ответить мне на один вопрос? — спросила Полина.
— Я могу ответить на любой твой вопрос, — ответил я.
— На любой? Нет, ответь на один, но только правду.
— Как скажешь, — я поцеловал ее.
— Почему у тебя такая странная фамилия — Осс — ты еврей или немец?
— Кем хочешь, тем буду.
— Нет, я хочу правду, ты обещал… — в ее голосе послышалась еле заметная и очень женственная капризность.
Я ощутил, как во мне опять растет желание и мощь. У меня закружилась голова от предчувствия чего-то грандиозного, я сказал ей:
— Выходи за меня замуж.
— Когда? — насмешливо спросила Полина.
— Чем быстрее, тем лучше, — я весь горел, я чувствовал, как у меня пылают щеки.
— Зачем? — спросила Полина.
— Я буду тебя защищать, — как-то слишком непросто ответил я.
Полина тут же уловила этот паршивый тон и поморщилась. Боже мой, ведь я искренне хотел бы защищать ее от всего, что готовит нам каждый день наша жизнь, откуда такая фальшь в моем голосе? Почему, когда человек хочет сказать что-то искреннее, но высокое, все кажется вдруг фальшивым. Почему не фальшивы только ирония, сатира и юмор? Почему злость никогда не кажется нам фальшивой?.. Потому что, обещая хорошее, нам врут, а суля плохое, говорят правду?.. Интересно, это уже кто-то сказал или я сам придумал? Полина ответила мне с иронией:
— Я уже дала согласие Роберу, у него больше возможностей защищать меня.
Вот и накрылась моя любовь сытой американской задницей.
Стукнула входная дверь в смежную комнату. С работы явился ее отец, он притащился с дружками и все матерился там за стеной:
— Где, блин, подмени, да где, блин, подмени…
На моем лице, видимо, отразился испуг.
— Не бойся, защитник, у него есть недостатки, но есть и достоинство — он никогда не заходит ко мне, — прошептала Полина.
Она проводила меня по общему коридору, по которому нам навстречу валили сотни людей с кастрюлями, сковородами и сиденьями от унитазов.
Мы шли вместе до пешеходного перехода у перекрестка улицы Дмитрия Ульянова и Профсоюзной. Я спросил:
— Можно я тоже задам один вопрос?
Полина посмотрела на меня внимательным взглядом.
— Можно, — сказала она.
— Ты любила кого-нибудь?.. — мне стало стыдно, что я спрашиваю об этом, я невнятно домямлил. — Ну… ты понимаешь?..
— Да, понимаю, — Полина сорвала стручок акации, обломила его, сделала пищалку, дунула, звука не получилось, она выбросила ее. — Очень любила… Это был мальчик. Поэт. Я училась в десятом классе.
— А потом?
— Я разрешила задать только один вопрос.
— Значит, ты больше никого не будешь любить, — сказал я.
— Я не очень-то и стремлюсь, — сказала она…
— Полина, мне нечем будет заплатить тебе, — сказал я Полине.
— Ты уже заплатил, — Полина прижала грудью баранку, вынула из сумочки новенький международный российский паспорт с вложенным в него авиационным билетом.
Я развернул паспорт, в нем была вклеена моя свежая фотография, фамилия значилась ОВОД, имя мое, АНАТОЛИЙ.
— Полина, почему обязательно Овод?
Полина стала хохотать, как сумасшедшая. Жизнь в Америке ей явно пошла на пользу, я раньше не видел, чтобы она так смеялась. Зубы у нее были белые, как тот рафинад, который по пять комков на день давали нам каждое утро.
— Полина, куда ты так гонишь, давай остановимся, поговорим.
— Толинька, у нас еще будет время, наговоримся. А сейчас надо подальше отъехать отсюда.
Она сказала мне «Толинька», она никогда так раньше не говорила.
— Ты сказала мне «Толинька»?
— Да, я сказала… — она посмотрела в мои разноцветные глаза. — Тебе не нравится?
— Ты спросила, нравится мне или не нравится?
— Ну и что? — спросила она.
— Полина, что случилось с тобой?
— Я люблю тебя, — сказала она.
— Когда? — удивился я.
Мы едва не столкнулись с мчащимся навстречу огромным карьерным «БелАЗом». Полина остановила машину у обочины. Сама обняла и сама поцеловала меня. У нее было прекрасное дыхание молодой здоровой женщины. От меня же воняло спиртом, нельмой и «Шипром».
— Прости, от меня поди так воняет, — извинился я.
— А как от тебя должно пахнуть — ты ведь не из санатория, — вздохнула она. — Знаешь что, я немного устала, ты не мог бы чуть-чуть повести машину? — спросила она.
— Надо попробовать, я уже девять лет ничего не водил.
— Боже мой, ты девять лет просидел?!
— Девять, — сказал я и подумал: «всю жизнь».
— Попробуй. — Полина пересела ко мне на колени, опять обняла и опять поцеловала. Глаза у нее поплыли, дыхание прервалось. — Какое счастье, что я нашла тебя, — прошептала она…