Роман, сочиненный на каникулах
Шрифт:
— Что они теперь делают? — спросила миссис Апельсин у миссис Девясил.
— Произносят речи и играют в парламент, — ответила миссис Девясил миссис Апельсин.
Услышав это, миссис Апельсин сейчас же вернулась к мистеру Апельсину и сказала:
— Милый Джеймс, пойдем! Дети играют в парламент.
— Очень благодарен, дорогая, — сказал мистер Апельсин, —
Тогда миссис Апельсин снова пошла одна, без мистера Апельсина, в комнату, где ужинали дети, посмотреть, как они играют в парламент. Тут она услышала, как один мальчик закричал: «Правильно, правильно, правильно!», а другие мальчики закричали: «Нет, нет!», а другие: «Ближе к делу!», «Хорошо сказано!» и вообще всякую немыслимую чепуху. Затем один из тех несносных толстых мальчиков, которые загораживали вход, сказал гостям, что он встал на ноги (как будто они сами не видели, что он встал на ноги, а не на голову или на что-нибудь другое!), встал на ноги для того, чтобы объясниться и с разрешения своего глубокоуважаемого друга, если тот позволит ему называть его так (другой несносный мальчик поклонился), он начнет объясняться. Затем несносный толстый мальчик начал долго бормотать без всякого выражения (и совсем непонятно) про то, что он держит в руке бокал; и про то, что он пришел нынче вечером в этот дом выполнить, он бы сказал, общественный долг; и про то, что в настоящее время он, положа руку (другую руку) на сердце, заявляет глубокоуважаемым джентльменам, что собирается открыть дверь всеобщему одобрению. Тут он открыл эту дверь словами: «За здоровье хозяйки!» и все остальные сказали: «За здоровье хозяйки!» — а потом закричали «Ура». После этого другой несносный мальчик начал что-то бормотать без всякого выражения, а после него еще несколько шумливых и глупых мальчиков забормотали все сразу.
Но вот миссис Девясил сказала:
— Не могу больше выносить этот шум. Ну, дети, вы очень мило поиграли в парламент; но в конце концов и парламент может наскучить, так что пора вам перестать, потому что скоро
Затем потанцевали еще (причем шлейфы девочек рвались даже больше, чем до ужина), а потом за детьми начали приходить, и вам будет очень приятно узнать, что несносного толстого мальчика, который «встал на ноги», увели первым без всяких церемоний. Когда все они ушли, бедная миссис Девясил повалилась на диван и сказала миссис Апельсин:
— Эти дети сведут меня в могилу, сударыня… Непременно сведут!
— Я просто обожаю их, сударыня, — сказала миссис Апельсин, — но они, правда, очень уж надоедают.
Мистер Апельсин надел шляпу, а миссис Апельсин надела шляпку, взяла своего ребеночка, и они отправились домой. По дороге им пришлось проходить мимо приготовительной школы миссис Лимон.
— Интересно знать, милый Джеймс, — сказала миссис Апельсин, глядя вверх на окно, — спят они теперь, наши драгоценные детки, или нет?
— Ну, я-то не особенно интересуюсь, спят они или нет, — сказал мистер Апельсин.
— Джеймс, милый!
— Ты-то ведь в них души не чаешь, — сказал мистер Апельсин. — А это большая разница.
— Не чаю! — восторженно проговорила миссис Апельсин. — Ох, просто души не чаю!
— А я нет, — сказал мистер Апельсин.
— Но вот о чем я думала, милый Джеймс, — сказала миссис Апельсин, сжимая ему руку, — может быть, наша милая, добрая, любезная миссис Лимон согласится оставить у себя детей на каникулы.
— Если ей за это заплатят, бесспорно согласится, — сказал мистер Апельсин.
— Я обожаю их, Джеймс, — сказала миссис Апельсин, — так давай заплатим ей!
Вот почему эта страна дошла до такого совершенства и жить в ней было так чудесно. Взрослых людей (как их называют в других странах) вскоре совсем перестали брать домой на каникулы, после того как мистер и миссис Апельсин не стали брать своих; а дети (как их называют в других странах) держали их в школе всю жизнь и заставляли слушаться.