Романс о Розе
Шрифт:
Когда дверь за ней закрылась, королева обратила свой взор на Розалинду:
– Итак, что привело тебя в мои покои? Какие-то трудности, так?
Розалинда вдруг мысленно представила Дрейка, нежность в его глазах, когда он читал стихи в саду. Проклятие, ну почему вдруг сейчас она вспомнила об этом? Ей надлежит думать только о выживании.
– У меня действительно трудности. Серьезные. Королева села в кресло у кровати и похлопала по стоявшему рядом.
– Иди, расскажи мне все, как на духу.
Розалинда опустилась в
– Все мои трудности сосредоточены в одном имени: Дрейк.
– Сэр Фрэнсис?
– Нет, господин Мандрейк Ротвелл.
Королева непонимающе уставилась на нее, и Розалинда продолжила:
– Скорее всего вы не знаете его. Он пират и торговец.
– Он тот, по поводу кого следует беспокоиться моим торговым компаниям?
– Он блестяще ведет дела! – Удивляясь себе, Розалинда вдруг стала хвалить Дрейка. – Очень успешно отыскивал рынки. Последние годы Ротвелл занимался тем, что осваивал новые рынки, а ведь у него не было ничего, кроме поддержки человека, ссудившего его деньгами, и каперских свидетельств.
– А, морской бродяга и разбойник.
– Именно. Он исключительно своеволен и упрям. Считает, что может делать что угодно, в том числе и украсть мой дом.
– А, Торнбери-Хаус. – Хитрые глаза королевы угрожающе блеснули.
Розалинда судорожно вздохнула.
– Ваше величество, вы знаете, как много для меня значит Торнбери-Хаус.
Королева задумчиво кивнула:
– Столько же, сколько для меня значила моя страна.
Ободренная, Розалинда продолжила:
– Да, именно так. Видите ли, Дрейк был… моим другом детства. Отец взял его к нам из милости, поскольку отец Дрейка построил Торнбери-Хаус.
– Ах да, покойный господин Ротвелл! Я посетила его в Торнбери-Хаусе вскоре после того, как он был построен. Его жизнь закончилась неудачно, да?
Розалинда почувствовала вину за то, что сплетничает о самом сокровенном для Дрейка.
– Да, к сожалению. Дрейк – хороший человек, ваше величество. Сильный. Он очень многого добился, несмотря на неблагоприятные обстоятельства, и должна признаться, сделал он это без всякой помощи, вернее, вопреки всем препятствиям, которые чинили на его пути такие эгоисты, как я.
– Неужели?
Как исповедник, королева была благоразумно немногословна. Ее любимым выражением было video et taceo, что в переводе с латинского значит «вижу и молчу». Ощутив в молчании сочувствие, Розалинда была не в силах остановиться.
– Между мной и Дрейком всегда шло острое соперничество. Я дождаться не могла, когда он наконец исчезнет из моей жизни. Впрочем, все изменилось, – тихо добавила она. – Однако я не собираюсь отдавать ему свое наследство. Он вернулся лишь за тем, чтобы досаждать мне. И за что мне такое?
Королева терпеливо ждала дальнейших объяснений.
– Ваше величество, я пришла заручиться вашей поддержкой в борьбе за то, что принадлежит мне по праву. У меня с собой завещание отца.
Королева
– Завещание, похожее на множество ему подобных, – заявила Елизавета.
– Дело в том, что существует еще одно точно такое же завещание, в котором наследником назван Дрейк. Мой дядя, Тедиес, засвидетельствовал оба завещания в один и тот же день.
Королева поджала губы.
– И как ты это объясняешь?
Заломив руки, Розалинда ответила:
– Мой отец хотел, чтобы мы с Дрейком поженились. Он решил, что наличие двух завещаний вынудит нас решить юридические проблемы, касающиеся дома, при помощи брака.
– Твой отец был умен.
Розалинда вздрогнула и посмотрела на королеву.
– Но он заблуждался, ваше величество. Он почему-то упустил из виду тот факт, что мы с Дрейком не выносим друг друга.
– Слишком громко сказано.
– Ну, возможно, между нами уже нет такой яростной вражды, – признала Розалинда. – А может, ее никогда и не было. Но я не хочу делить с ним дом. И не собираюсь. Он мой!
Королева с трудом встала с кресла и, приблизившись к столу, стала рыться в своих бумагах.
– Ваше величество, вы ведь, конечно, понимаете, какую глупость сделал мой отец.
– Ты хочешь, чтобы я приняла твою сторону, сбросив со счетов желание лорда Даннингтона?
– В общем, да. Вы знаете меня, знаете, как я жажду независимости. В этом стремлении вы всегда служили мне примером. Вы сочиняли стихи, жили без сильной руки, не желая терпеть несносный характер мужа. Вот так и я. Мне слишком поздно меняться.
Елизавета гневно взглянула на Розалинду.
– Ты говоришь о возрасте? Мне почти семьдесят. Ты – молодой птенец, а я – старая курица, – сказала она, наконец найдя то, что искала. – Сожалею, Розалинда, но в этом деле я должна принять сторону твоего отца.
– Что?
– Эндрю всегда был моим верным сторонником, во времена всех бурь и потрясений.
– Но я тоже вам служила верой и правдой.
– Пять лет. А я уже сорок лет на троне. – Голос Елизаветы ослаб, и она поморгала, сдерживая слезы. – Уже столько дорогих моему сердцу друзей в могиле! Только я одна была награждена необычайно крепким здоровьем. Нет ни твоего отца, ни Бергли, ни Лесестера, ни Бланш Парри. Я в долгу перед мертвыми за их верность мне.
– Понимаю, – прошептала Розалинда дрогнувшим голосом. Руки у нее затряслись, на мгновение ей стало дурно.
– Ты, разумеется, не обязана выходить замуж за Дрейка. Я не могу тебя заставить. И не брошу тебя в Тауэр, если ты не вступишь в брак с ним. Но буду вынуждена забрать у тебя Торнбери-Хаус, если из-за него начнутся распри.
Розалинда вскочила на ноги и яростно выпалила:
– Ваше величество! Как вы можете?
– Я всегда хотела владеть Торнбери-Хаусом. Если ты ослушаешься отца, я буду считать тебя недостойной такой ценности.