Романтические приключения Джона Кемпа
Шрифт:
Какой-то человек пролаял список присяжных:
— Питер Плимли, джент., нет отвода… Лазарус Коген, купец, нет отвода…
Тюремщик рядом со мной прошептал:
— Коген, вест-индский купец. Ну, я б его отвел!
Его сосед прошептал: "Тс-с…"
— Ихний папаша дали мне пять золотых, чтоб я ему, в случае чего, подсказал, — шепнул мой сторож.
Тут я понял, что он советует мне сделать отвод присяжным. Громко я крикнул главному судье:
— Я протестую против состава присяжных. Он специально подобран. Почти половина из них вест-индские купцы.
По залу прошел удивленный шепот. Старый судья, сидевший посредине, открыл глаза, и снова устало закрыл их. Второй, сидевший справа, сердито крикнул:
— Ерунда, уже поздно. Они уже приведены к присяге. Нужно было говорить раньше, когда читались имена. — У него из-под парика на широком лице злобно сверкали желтые глаза.
— Это позор, — снова сказал я. — Вы хотите погубить меня. Почем я знаю, какие у вас правила? Я говорю вам: состав присяжных подтасован.
Старый судья открыл и снова закрыл глаза и медленно сказал:
— Тише! Мы здесь для того, чтобы судить вас. Имейте уважение к суду.
Тюремщик потянул меня за рукав:
— С этим будьте повежливее. Это лорд Стоуэлл, из адмиралтейства. Тот направо — барон Гэрроу, скотина страшная; это он повесил мальчишку. На него можешь фыркать.
Лорд Стоуэлл махнул рукой клерку. Тот передал присяжным книгу, в которой они расписались. Старый судья вдруг заговорил неожиданно глубоким и торжественным голосом:
— Подсудимый, вы здесь находитесь перед беспристрастным судом, который и будет судить вас по законам страны. Если вы желаете разъяснений по поводу порядка судопроизводства — вам могут их дать.
— Я все-таки протестую против состава присяжных. Я невиновен и…
Он махнул рукой:
— После, после… — и проскрипел другим голосом: — Попрошу обвинительный акт.
Кто-то, скрытый от меня головами адвокатов, начал читать громким, но неясным голосом. Я разобрал только: "Кроме того, вышеупомянутый Джон Кемп, он же Николс, он же Никола Эль-Эскосе, он же Эль-Демонио, он же Дьяблетто, двенадцатого мая нагло и преступно напал… м-м… на судно "Виктория"… м-м-м… собственность купца Когена и других… ограбил… шестьсот тридцать мешков кофе… м-м… и других товаров…"
Я глубоко вздохнул. Так вот оно что. Я слышал о "Виктории", помню, как в Хортоне ругался старый Макдональд. Как раз в этот день у нас сбежал негр Аполло. Я сумею доказать свое.
По окончании чтения один из судей спросил, признаю ли я себя виновным. Я начал говорить, что я вовсе не Никола, но меня остановили:
— Это вы скажете после. Теперь — виновен или нет?
Я отказался от ответа: я просто не тот человек.
Третий судья, спавший все время, вдруг открыл глаза:
— Значит, не признает себя виновным. Запишите, — сказал он, и снова заснул.
Девушка с синими глазами, сидевшая почти около него, весело засмеялась. Барон Гэрроу покачал головой и свирепо фыркнул на меня:
— Не думайте, что вы улучшаете свое положение такими выходками.
— Я борюсь за свою жизнь! — ответил я.
По публике прошел ропот.
— Тише! — сказал старый лорд Стоуэлл, — не то вас выведут, — и, обращаясь к прокурору, сказал: — Господин королевский обвинитель, кажется, первым от обвинения говорит мистер Джервис.
Пыльный паричок вскочил слева от меня. Старый лорд закрыл глаза с видом человека, едущего в долгое путешествие в дилижансе. Барон Гэрроу царапал пером по столу. Из-под грязного парика унылый голос затарабанил бесконечную речь о пиратстве вообще, пиратстве у греков, во времена Вильгельма Завоевателя и так далее, без конца. Публика слушала, вытаращив глаза. Обвинитель начал переводить испанские сопроводительные бумаги:
— Его католическое величество, из любви и преданности своему другу и союзнику, его величеству королю Англии, соизволил препроводить знаменитого Эль-Демонио…
Я не слушал, что говорил обвинитель: все это я уже слышал и раньше, в Гаване, в первой инстанции. Я увидел в дальнем ряду бледное исхудалое лицо отца. Он улыбнулся жалкой улыбкой и кивнул мне головой. Я тоже кивнул и улыбнулся: пусть знает, что я не трушу. Голос уныло продолжал: "Господа судьи и господа присяжные, мы сейчас допросим свидетелей, почтенных моряков с "Виктории", и вы ясно увидите, господа судьи и присяжные, какой зверь в образе подсудимого, сидит перед вами"…
Грязный паричок снова сел на место, и толстый розовый человек, — секретарь суда, — похожий на поросенка, громко пискнул: "Эдвард Седлер".
Молодой красивый человек легко взбежал на возвышение перед судьями, где стояла свидетельская скамья. Он нервно раскланялся со всеми, смущенно улыбаясь. Потом взглянул на меня и нахмурился. Секретарь суда пропищал: "Мистер Эдвард Седлер, вы исполняли на "Виктории" обязанности старшего штурмана, будьте добры изложить…" И красивый юноша плавно изложил все события достопамятного 25 мая…
— Подсудимый с семнадцатью испанцами на весельной лодке абордировал наш корабль, — проговорил он ясным голосом, глядя мне прямо в глаза.
— Милорд! — крикнул я, обращаясь к старому судье, — я протестую! Это клевета. Это был не я, а Николс-шотландец.
Барон Гэрроу заорал: "Молчать!" — и лицо его налилось кровью.
— Уважайте суд, — дрожащим голосом произнес старый лорд Стоуэлл, — вам будет дана возможность задавать вопросы свидетелям.
Прокурор улыбнулся присяжным и обратился к Седлеру с видом человека, чье терпение испытывают:
— Вы можете присягнуть, что подсудимый и есть тот человек?
Красивый юноша медленно смерил меня взглядом:
— Нет, присягать не буду, но думаю, что это был он. Конечно, он тогда зачернил себе лицо… И кроме того, ведь есть же испанские показания — так что сомневаться не приходится.
— Испанские показания — заговор! — крикнул я.
Прокурор пренебрежительно фыркнул:
— Продолжайте, мистер Седлер, давайте дальше разоблачать этот "заговор".
Кто-то из присяжных громко расхохотался и сразу смущенно смолк. Седлер продолжал рассказ. О, как ясно я представлял себе желтолицого Николса на палубе их судна! Седлер рассказывал о его бессмысленной жестокости.