Романы Романовых
Шрифт:
Как известно, Екатерина I завещала трон малолетнему Петру, сыну несчастного царевича Алексея. Он царствовал с 1727 по 1730 год под именем Петра II. Когда 14-летний император в 1730 году умер от оспы, не оставив завещания, опять возник вопрос – кому передать трон? Как мы уже писали выше, Петр I повелел каждому следующему за ним императору самому назначать наследников престола. Однако он сам никого так и не назначил. То, как была приведена к власти Екатерина I, было чистым произволом Меншикова. А вот Екатерина I написала завещание следующего толка: «Ежели великий князь без наследников преставится (то есть Петр II), то имеет по нем цесаревна Анна с своими десцендентами (потомками), по ней цесаревна Елизавета и десценденты, а потом великая княжна (Наталья Алексеевна – дочь замученного сына Петра I Алексея) и ее десценденты, однако ж мужеска пола наследники пред женским предпочтены быть имеют. Однако ж российским престолом владеть не может, который не греческого закона или кто уже другую корону имеет».
Но на тот момент цесаревна Анна, то есть дочь Петра I и Екатерины I, выданная за герцога Голштинского Фридриха Вильгельма, уже два года как умерла, успев родить сына Карла Ульриха (будущего Петра III). Великая княжна, то есть Наталья Алексеевна, скончалась без «десцендентов» в 14 лет в 1728 году. Это обстоятельство запутывало ситуацию донельзя. С одной стороны, в живых оставалась еще Елизавета, с другой, было ясно сказано – потомки мужского пола имеют преимущество перед женским. А это вроде бы свидетельствовало в пользу двухлетнего Карла Ульриха. Но он был, как назло, лютеранином, а не «греческого закона»!
Собрался Верховный Тайный совет, учрежденный еще Екатериной I. Раньше этот совет, состоявший из восьми человек, возглавлял Александр Меншиков, но теперь его сместили и отправили в ссылку, так что вперед выдвинулись другие лица – князья Долгорукие и князь Дмитрий Голицын. Дело было в том, что Петр II умер буквально за день до своей свадьбы с княжной Долгорукой, поэтому ее родственники решились на подлог. Они составили от имени Петра II завещание в пользу княжны Долгорукой и подделали его подпись. На заседании обман сразу же открылся, поэтому ее кандидатура больше не обсуждалась. Начались поиски вариантов. «Верховники», как потом прозвали членов Верховного Тайного совета, были единодушны – не допустить к власти наследников Петра I и Екатерины I. Таким кандидатом по мужской линии, как мы уже говорили, мог быть двухлетний внук Петра Великого Петр-Ульрих, сын умершей в 1728 году принцессы Анны. Кандидатурой же по женской линии могла быть вторая дочь Петра I Елизавета, но «верховников» не устраивал ее легкомысленный образ жизни. В случае избрания на трон маленького Петра-Ульриха следовало опасаться вмешательства в русские дела его отца, Карла-Фридриха Голштейн-Готторпского. Кроме этих двух наследников существовали еще четыре особы Дома Романовых: первая жена Петра I Евдокия Лопухина и три дочери умершего царя Ивана V – Анна, Екатерина и Прасковья. Но Евдокия Лопухина была монахиней, поэтому выбор пал на среднюю дочь царя Ивана V Анну.
Ее кандидатуру выдвинул князь Дмитрий Голицын, и все с ним согласились. Но согласились с одним условием – «верховники» решили ограничить власть императрицы. Во-первых, из-за того, что она была не способна к управлению державой, а во-вторых, чтобы самим оказаться у власти, ну и конечно, набить карманы. Члены Верховного Тайного совета составили так называемые «кондиции», то есть условия, на которых Анна должна была занять опустевший русский трон. «Верховники» были на сто процентов уверены, что из желания править Анна подпишет эти «кондиции». И вот делегация, состоявшая из «верховников», сенаторов и генералов, выехала в Митаву и поднесла эти самые «кондиции» Анне на подпись. Условия были таковы: заботиться о сохранении и распространении православной веры, не выходить замуж, не назначать себе наследника без согласия членов Верховного Тайного совета, не объявлять войны или мира, сохранить в неприкосновенности этот самый Тайный совет, не облагать поданных новыми налогами, не присваивать воинских званий выше полковника и так далее. В общем, права Анны как самодержицы Всероссийской, согласно этим «кондициям», были существенно ограничены. А главное условие было таким – ни в коем случае не привозить Бирена с собой в Россию. Видно, его деятельность стала уже хорошо известна в Петербурге.
Анна Ивановна, конечно, как и предполагали «верховники», подписала «кондиции». Это случилось 25 января 1730 года. Затем она выехала в Москву на коронацию. Однако насчет тупоумия Анны «верховники» ошибались, кроме того, были среди знати и противники ограничения самодержавия. В результате чего 28 февраля 1730 года Анна приказала подать «кондиции» и «при всем народе изволила, приняв, изодрать». С тех пор она стала править сама. Ну, не сама, конечно, а вместе с Эрнстом Биреном. Верховный Тайный совет был распущен. Так Анна Ивановна выиграла в «историческую рулетку» и стала русской императрицей.
Бирен же, едва узнав, что Анна разорвала кондиции, тут же ринулся в Петербург, но перед этим провернул свою очередную авантюру. Дело было в том, что Бирены, как мы уже писали выше, были неродовитыми дворянами, а ему хотелось принадлежать к аристократии. Он сделал просто – изменил в своей фамилии одну букву и стал называться Бироном. Бироны же были древним французским аристократическим родом. Заодно он присвоил себе и их герб. Скандала из этого не вышло – настоящие Бироны с юмором отнеслись к этому. Арман-Шарль де Гонтан, герцог Бирон, узнав, что его имя присвоил себе какой-то лотарингский аптекарь, сказал, что очень приятно, что этот аптекарь «разделил такое пристрастие к его имени с русским вельможею». То есть он сравнил Бирена с простым аптекарем! Это было неслыханным оскорблением, однако тому было все нипочем.
С этого момента в России наступило время немецкого засилья и грабежа природных ресурсов страны, получившее название «бироновщины». По знаменитому замечанию историка Ключевского, «немцы посыпались на Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные и выгодные места в управлении». При этом процветали всеобщая подозрительность, шпионаж, доносы (чего стоило только знаменитое «Слово и дело»!) и жестокое преследование недовольных. Мы не будем вдаваться в подробности правления Анны и Бирона – не наша это задача. Скажем лишь, что Анна поступила как какая-нибудь заурядная помещица, поручив управление Россией, как своим собственным имением, своему управляющему, главной заботой которого была нажива. Ну, получила барыня наследство, а ни малейшего желания и умения вести хозяйство у нее нет. К счастью, есть немец-любовник, который готов взять на себя работу управляющего. А ведь хорошо известно, что самые лучшие управляющие – это чужаки. Вот так они и правили – Анна Ивановна предавалась безделью, бесконтрольно расходуя государственные деньги, а Бирон заботился о пополнении казны, не забывая и себя. О благе народном больше никто и не заикался. Принцип «после нас хоть потоп» воплощался в жизнь в полной мере.
Сразу же после коронации Анны Ивановны Эрнст-Иоганн Бирон был пожалован в обер-камергеры и награжден орденами Андрея Первозванного и Александра Невского (который выдавался, между прочим, только за военные заслуги). Не прошло и полгода, как Бирон получил звание графа Священной Римской империи. Его полный титул теперь звучал так: «Его высокографское сиятельство, господин рейхсграф и в Силезии вольный чиновник господин Эрнст Иоганн фон Бирон, Ея Императорского Величества, самодержицы всероссийской обер-камергер и ордена Святого апостола Андрея кавалер». Заметим, что никаких официальных постов в России этот «кавалер» не занимал, зато активно вмешивался во внутреннюю и внешнюю политику страны. Да вдобавок он еще стал и герцогом Курляндским, правда, только в 1737 году, когда умер последний представитель этого рода.
Интересно было бы сравнить этих персонажей. Бирон был невоспитанным, грубым, малообразованным, примитивным и жестоким человеком. Его парадные портреты отражают наглое, высокомерное и пошлое обличье. Описание внешнего облика Анны Ивановны со слов графини Натальи Шереметевой мы уже привели в самом начале очерка. А вот еще один «портрет с натуры», написанный испанским дипломатом герцогом де Лириа: «Императрица Анна толста, смугловата и лицо у нее более мужское, чем женское…» И действительно, с дошедших до нашего времени портретов на нас смотрит женщина, ничуть не более умная и культурная, чем Бирон. Все те же тяжеловесные, туповатые черты, то же надменное выражение лица, нижняя губа оттопырена так же идиотски-высокомерно. Супруги «со стажем» постепенно начинают походить друг на друга внешне, и на портретах Бирона и Анны это прекрасно видно.
Вместе с тем нельзя судить о человеке только по его внешнему облику. Даже самый последний урод может оказаться приятнейшим человеком, умным и образованным собеседником. О людях судят прежде всего по их поступкам, и эти суждения будут явно не в пользу Анны.
Бирон любил выпить, а Анна не пила вина, а уж тем более не курила и совсем не жаловала пьяниц. Императорский двор при Анне сохранял образцовую трезвость. При ее дворе выпить можно было лишь дважды в году: 28 января, в день ее рождения, и 28 апреля – в день коронации. В эти дни придворные так напивались, что гвардейцы их на руках выносили из дворца. Зато она, став императрицей, завела у себя порядки, которых насмотрелась в детстве – с бесчисленным количеством уродов и карликов, разных приживалок, негров, увечных, больных и сумасшедших. Ее Двор был зеркальным отражением двора царицы Прасковьи с ее «гошпиталем уродов», но были и различия. Если царица Прасковья привечала убогих и вела с ними душеспасительные беседы, то Анна над ними откровенно издевалась, и все эти несчастные нужны была ей лишь для потехи. Анна Ивановна была последней русской императрицей, которая содержала шутов – они были ее любимым развлечением. Как писали современники, «для своих шутов государыня сочиняла сама забавные костюмы… К одежде прибавлялись колпаки и гремушки». Другой свидетель так описывал двор Анны Ивановны: «Карлики и карлицы, горбуны и многочисленные калеки обоего пола, на что указывают их прозвища (Безножка, Горбушка), ютились рядом с шутами и шутихами, дураками и дурами, калмыками, черемисами, неграми. Вся эта публика держала себя весьма свободно с лицами, посещавшими двор…»