Ромашка
Шрифт:
— Увезите меня отсюда. Вы сможете это сделать?
— Смогу.
— Вы не понимаете, о чем я говорю?
Летчик отрицательно покачал головой.
— Понимаю. Прекрасно! Не думай, что я пьян…
— Подполковник Хенниг не захочет меня отпустить.
— Плевать… Куда мы поедем?
— Ко мне.
— Прекрасно.
— Но вы увезете меня сейчас же?
— Да.
— Только не пейте. Слышите?
— Да.
— Ни одной рюмки.
— Ни одной. Мы возьмем бутылку с собой.
— Хорошо, Людвиг. Но вы решили твердо?
— Да. Ты мне нравишься. Я полюбил тебя с первого взгляда. Но я не хотел… У меня сестра тоже Анна.
— Людвиг, очень вас прошу… Хенниг — ваш начальник, он будет протестовать.
— Мы едем. Решено. Мне наплевать на Хеннига. Мы — товарищи… Мы вместе окончили летную школу.
Музыка оборвалась. Подполковник Хенниг предложил всем сесть за стол. Он оставил рядом с собой свободное место для Анны.
Вернер стоял посредине зала, широко расставив ноги. Летчик сжимал руку Оксаны и смотрел на командира полка тупым взглядом.
— Людвиг, садись.
— Нет, — летчик покачнулся. — Господа, я очень тронут… Благодарю за удовольствие. Я должен вас покинуть. Я устал.
Хенниг подошел к нему.
— Людвиг, не валяй дурака.
— Я устал. Мы уедем. Сейчас же. — Кто это — мы?
— Я и Анна.
— Нет уж! — засмеялся Хенниг. — Анна — моя дама. Можешь взять свою.
— Эрнст, ты меня знаешь… — упрямо заявил Вернер. — Анна поедет со мной. Можешь не сомневаться. Это решено.
Командир полка стиснул зубы. Глаза его стали белыми от ярости. Вернер тоже стиснул зубы и молча, с тупым упрямством пьяного, посмотрел на подполковника.
К ним подскочил офицер с погонами медицинской службы.
— Господин подполковник… Господин майор… Ради бога!
— Ну вот! — недовольно крикнул кто–то из летчиков. — Подерутся из–за бабы…
Хенниг оглянулся и прочел на лицах летчиков неодобрение. Осторожность никогда не покидала его. Он знал, как велика популярность Вернера в полку, знал, что его, Хеннига, недолюбливают, и счел благоразумным уступить.
— Ну, что ж, — с кривой усмешкой развел руками подполковник. — Ты сегодня именинник, Людвиг. Пусть Анна будет тебе моим подарком.
Летчики одобрили его шутку.
— Выпьем за здоровье нашего командира подполковника Хеннига!
Все поднялись и протянули руки к Хеннигу. Командир полка улыбнулся. Вернер тоже чокнулся с ним и выпил.
…Минуты через три машина выехала из ворот офицерского клуба.
— Куда, господин майор? — спросил шофер.
Сидевший рядом с Оксаной Вернер не ответил.
— На Огородную, — торопливо сказала девушка.
Она взглянула на Вернера. Летчик спал, откинувшись на спинку сиденья. Лицо его, освещенное лунным светом, казалось мертвенно бледным, в открытом рту блестели зубы, ветер развевал его длинные волосы. В эту минуту прославленный ас был похож на мертвеца.
Оксану разбудил знакомый голос. За окнами на улице протяжно кричал жестянщик. Девушка вскочила и распахнула створки окна.
— Эй, мастер!
Она торопливо оделась, вышла во двор. Тихий уже сидел на ступеньках и скручивал цыгарку.
— Простите, что разбудил, барышня. Хозяйка ваша дома?
Девушка оглядела дворик и увидела, что дверь в сарай открыта.
— Нет, в это время она козу пасет. Скоро вернется.
— Так, подожду ее… Говори, что у тебя приключилось?
— Вчера я встретила человека, который меня хорошо знает.
Тихий сразу насторожился.
— А почему вечером тебя не было дома? Ведь я говорил, предупреждал, чтобы немедленно…
— Я не могла прийти. Меня задержали.
— Ну, рассказывай. Что за человек, откуда он, живет в Полянске или проездом?
Оксана, не утаивая ничего, рассказала о своей встрече с Андреем. Жестянщик слушал, мучительно скривив губы, и вдруг взорвался.
— Вот вы, молодые! Загоните меня в гроб своими чувствами. Какая может быть любовь в нашем положении?!
— Тише… — прошептала девушка.
— Ага, теперь тише, — снизил голос мастер. — А кто тебя на Цветочную посылал? Ты тогда о бдительности думала?
Морщинистое лицо Тихого зарделось гневными красными пятнами. Он огляделся вокруг, сердито пожевал губами и неожиданно сменил тон.
— Ладно, извини, что погорячился. Все же ставлю на вид — не умеешь себя сдерживать. Да… Оно, пожалуй, даже хорошо получилось, что ты туда сама зашла. На улице при людях встретилась бы — не миновать беды. Попрощались бы мы с Анной Шеккер как пить дать. Только ты, Ромашка, запомни накрепко: любовь и всякие там нежные чувства — сдай в багаж до окончания войны. Только одно чувство у нас должно быть — ненависть к врагу, да и это чувство нужно прятать подальше.
Он снова пожевал губами.
— Как настроение? Дела–то на фронте скверные… Смотри, не падай духом. Советской власти в гражданскую еще хуже, чем сейчас, приходилось, а все–таки победила. Это помни. Не все еще гири на весы войны брошены… Ну, я пойду, барышня. Видно, не дождусь хозяйки.
Он плюнул на окурок и бросил его в траву. Поднялся.
— А мне как быть? — взволнованно спросила девушка.
— Как? — удивленно взглянул на нее Тихий. — Работай по–прежнему, спокойненько. А–а, ты вот о чем… Не беспокойся, Андрея и его мать мы уберем.
Жестянщик сделал резкий жест рукой, словно срубил что–то ребром ладони. Оксана испугалась. Тихий заметил это и пенял, чего испугалась девушка. Он смутился.
— Ну, что ты, милая. Как можно такое подумать… Нужно будет — уберем из города, перебросим куда–нибудь в другое место. Все сделаем — как надо, аккуратно. Это не твоя печаль. До свиданья, барышня!
Когда Тихий ушел, Оксана вдруг вспомнила, что ей следовало бы рассказать жестянщику и о ночном происшествии. Но голос старого мастера уже звучал где–то далеко…