Ромео
Шрифт:
— Что там у тебя? — спросила Мелани.
— Ничего. Тарелка, — сказала Сара, водрузив очки на нос. Когда ей предстояло общаться с малоприятными людьми или, проще говоря, с теми, с кем у нее возникали проблемы, она предпочитала быть во всеоружии.
— Ты такая неловкая, Сара, — пожурила ее Мелани.
— Мне легче работается, когда кругом беспорядок. — Ее спальня действительно впечатляла царящим здесь хаосом: ящики шкафов были открыты, из них торчали чулки, белье, одежда. Создавалось впечатление, будто в комнате орудовал грабитель, отчаянно пытавшийся отыскать большие
Тогда Мелани пришла в ужас от решения сестры. Кровавые гангстерские разборки в квартале Мишн были обычным явлением. Мелани упрекала Сару в легкомыслии и мазохистском безрассудстве. Хотя, по правде говоря, ее не так уж и волновала безопасность сестры, — она знала, что Сара трусиха по природе, скорее, это отвлекало Мелани от беспокойства иного рода. Душевное состояние Сары, ее внутренний мир — вот что тревожило Мелани.
— Ты не устроишь свою жизнь, Сара, пока не привнесешь в нее порядок, — строго заключила Мелани.
— Очередная проповедь? Упражнения в психоанализе? Тебе больше нечего сказать мне? — сухо заметила Сара. — Между прочим, Мел, сейчас раннее утро. Ты, наверное, еще не проснулась.
— Уже почти семь. Тебе разве не надо быть в девять на работе?
— Ты права, надо. А это значит, что мне еще можно спать целых полчаса. — Ей вовсе не хотелось благодарить сестру за избавление от ночного кошмара. Она знала, что Мелани наверняка подвергнет его психологическому анализу.
— У меня мало времени, — резко перебила ее Мелани. — Через десять минут придет первый пациент.
Для Сары это было весьма кстати, поскольку свою старшую сестру она воспринимала лишь в малых дозах.
— Что ты хочешь?
— Ты прекрасно знаешь, Сара. Я хочу, чтобы ты навестила отца.
Сара откинулась на подушку и подтянула одеяло к самому подбородку. Туфля, затерявшаяся с вечера в его складках, теперь плюхнулась на пол.
— В такую рань…
— Я собиралась вытащить тебя к нему сегодня вечером, но у меня свидание. Так что перенесем встречу с отцом на завтра. Можно было бы вместе пообедать. Я заеду за тобой на работу.
— Нет, — сказала Сара. — Я поеду одна. — Поездка к отцу в загородную клинику сама по себе являлась миссией не из легких, а уж мысль о том, чтобы превратить ее в семейное мероприятие, была просто невыносимой.
— Когда ты поедешь, Сара? Ты уже давно обещаешь, — не унималась Мелани. — В последний раз отец все жаловался на то, что совсем не видит тебя. Говорит, что ты его бросила.
— Хватит меня совестить, Мелли. — Сара знала, что сестра терпеть не может, когда ее называют уменьшительными
— Уймись, Сара.
— Ты — дочь примерная, я — дерьмо. Ничего нового я для себя не открыла.
— Я и не пыталась тебя усовестить. Ты сама чувствуешь, что виновата, и хочешь взвалить свою вину на меня. В общем, мне некогда пререкаться с тобой. Так когда ты навестишь отца?
— В субботу. — Сара прикинула, что попробует уговорить своего приятеля Берни составить ей компанию. Он сможет хотя бы морально поддержать ее. Она вздохнула. — Ну, все? Ты счастлива?
— Счастлива? Нет, Сара. Как я могу быть счастлива, если мой отец, некогда один из самых выдающихся в мире психоаналитиков, представляет меня пятилетней девочкой, усаживает к себе на колени и пытается убаюкать колыбельной песенкой?
Сара поморщилась. Но, когда она заговорила, тон ее был холодным и бесстрастным.
— У старика болезнь Альцгеймера. Не ты ли постоянно твердишь мне о том, что нужно считаться с реальностью? Эту же идею проповедовал и отец. Сейчас-то ему уже все равно.
— Неужели у тебя не осталось никаких чувств к нему? Господи, Сара, ты ведь уже не ребенок. Почему ты все время пытаешься уколоть меня за то, что я была отцовской любимицей…
Сара отшвырнула с тумбочки книгу, чтобы посмотреть на часы.
— Уже без трех семь, Мел. Не заставляй своего пациента ждать. Или у вас там идет сеанс телепатии?
— Я позвоню тебе завтра. — В голосе Мелани было больше смирения, нежели возмущения. — После того как съезжу к отцу. Я смогу уделить тебе минутку, не больше, в два у меня встреча с Фельдманом.
— Не забудь передать ему горячий привет, — сухо сказала Сара.
— Кому — отцу или Фельдману?
— Сама догадайся, сестричка. Ты же у нас психолог.
— Рассказывай, что ты видишь.
Сара надела очки и подошла к мольберту. В крохотной студии под крышей жилого дома в СоМа, злачном квартале в юго-восточной части города, густо пахло красками и скипидаром, к которым примешивался аромат жареного бекона, приготовленного Гектором Санчесом на завтрак.
— Ну? — нетерпеливо спросил художник, не дождавшись реакции Сары.
Она прокашлялась. Картина Гектора вызывала в ней противоречивые чувства и все-таки завораживала.
— У меня возникают ассоциации со штормовым морем. Та же мощь. Стихия. Ярость. Но в то же время она вызывает трепет. В общем, сильно написано.
— Можно ли ее сравнить… — Голос его дрогнул. Он уронил голову, словно ему было слишком тяжело удерживать ее на своей шее. — Ну, ты знаешь, — пробормотал он.
Сара повернулась к своему клиенту. Гектор Санчес совсем не походил на художника. Когда, пару месяцев тому назад, он впервые переступил порог ее кабинета в Департаменте реабилитации инвалидов, она приняла его за работягу. Докера, если точнее. На вид ему было около тридцати, широк в плечах, мускулист, с прыщавым лицом, короткими черными волосами, смуглый, крупноголовый.