Ромео
Шрифт:
— Ты мне в этом помогала.
— С этим покончено, — в сердцах бросила она.
— Расскажи, что тебя беспокоит, Сара.
— Я уже сказала тебе. Я пришла не за этим.
— Неужели? Но, может, хотя бы отчасти за этим?
— Прекрати.
— Я видел твое выступление по телевидению в среду вечером. И сразу понял, что ты в стрессовом состоянии. И не только из-за убийства Мелани. Боюсь, тебя опять мучают воспоминания. Так ведь, я угадал? Потрясение, вызванное смертью сестры, лишь открыло шлюзы, выпустив поток непрошеных воспоминаний. Это тебя и пугает. Ты начинаешь думать, что сходишь с ума. Я же считаю как
— На пути к выздоровлению? — Она хрипло рассмеялась. — Я буду счастлива, если проживу еще хоть месяц.
— Если ты подвержена суицидальному настроению, Сара…
— Я сейчас говорю не о самоубийстве. Речь идет об убийстве. Ромео охотится за мной.
Она уставилась на сидевшего напротив психиатра. Ни один мускул не дрогнул в его лице. И даже выражение лица не изменилось.
— Тебя это нисколько не удивляет, Фельдман? Не потому ли, что ты уже все знаешь о Ромео и его планах? А может, ты просто думаешь, что я фантазирую? Или выдаю желаемое за действительное? Может, ты думаешь, что я хочу, чтобы за мной охотился Ромео? Жажда смерти? Своего рода суицид?
— Гораздо важнее то, что ты думаешь.
— А что думала Мелани? Расскажи мне об этом, Фельдман. Расскажи о Мелани и ее желании погибнуть. Скажи, почему она была такой психопаткой!
— С чего ты взяла?
— А разве ты так не считаешь? Ты думаешь, это нормально — жаждать истязаний, насилия, унижений? Думаешь, ее желание испытывать боль было здоровым?
— Откуда у тебя такие мысли?
— Откуда? Здорово. Притворяйся и дальше дураком, Фельдман. Это самая умная тактика.
— Хочешь — верь, хочешь — не верь, но я целиком на твоей стороне. Я хочу, чтобы ты вышла победителем. Я всегда желал тебе победы. И раньше ты в меня верила.
— Я и в Санта-Клауса тоже верила, — едко заметила она.
— Сара, я просто в растерянности…
— Мелани вела дневник. Теперь Ромео присылает мне выдержки из него. Хочешь знать, о чем писала моя сестра? Или ты уже в курсе?
Он промолчал.
— Она мечтала испытать боль, Фельдман. Быть избитой. Желание это было непреодолимым. Оно жгло ее. Она подбирала каких-то ублюдков в барах и занималась с ними сексом в грязных дешевых отелях. Она умоляла их о насилии. — Сара глотнула побольше воздуха. — И это доктор Мелани Розен. Кто бы мог подумать, Фельдман? А? Кто бы мог подумать? Ответь мне.
О, каким взглядом он опалил ее. В нем смешались злость, жалость, отчаяние. И что-то еще. Пожалуй, намек на то, что все это ему известно. И одна мысль об этом повергала Сару в ужас. Она пришла сюда за ответами, потребовала их. И вот теперь получила подтверждение того, что у Фельдмана есть эти ответы, но ей вдруг отчаянно захотелось исчезнуть, не выслушав их.
Она вскочила со стула и бросилась к двери. Фельдман кинулся за ней.
— Не надо. Не прикасайся ко мне, — предупредила она. — Там, за дверью, меня ждет полицейский. Мне достаточно лишь крикнуть, и он прибежит на помощь. Я нахожусь под постоянным наблюдением полиции, Фельдман.
— Рад
— Неужели? — Она уловила такой знакомый запах табака, которым была пропитана его одежда. Сейчас он вызвал у нее отвращение.
— Я не враг тебе, Сара. Жаль, что ты мне не веришь.
Сара его не слушала. Она гнула свое.
— Только не думай, что в силу твоего положения тебя исключили из числа подозреваемых.
— Я достаточно ясно объяснил полиции, что сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь им.
— Означает ли это, что ты намерен рассказать им все, что знаешь?
— Сара, в любом случае ты знаешь гораздо больше, нежели я.
Она яростно затрясла головой.
— Нет. Это неправда.
— Необходимо, чтобы ты рассказала все, что помнишь. Постарайся распутать клубок воспоминаний. И тогда станут ясны ответы. Ты узнаешь все о Мелани. О себе. А иначе это будет игра в «кошки-мышки». Она опасна тем, что затрудняет для тебя процесс выздоровления. Получается, Сара, что ты сама себе враг. И гораздо более серьезный, чем этот маньяк-убийца. Полиция может защитить тебя от него. Но от тебя самой защитить не в состоянии.
— Так ты считаешь, что Ромео не удастся перехитрить полицию, Фельдман?
— Надеюсь, что нет.
— Но он же перехитрил Мелани. Он словно одурманил ее. Как и тех других. Все эти женщины думали, что умны и хладнокровны. Но в глубине души были созданиями крайне слабыми и беспомощными, собой не владеющими. И Ромео это знал. И использовал это, чтобы соблазнить свои будущие жертвы. Женщины сами обрекли себя на роль добычи, потому что хотели этого. Ты не удивлен, Фельдман?
— В том, что касается других… нет. Но Мелани… — Он замялся, крепко сцепил пальцы рук.
— Ты раньше не догадывался о тайных слабостях Мелани? О том, что она была настолько подвержена мазохизму, что постоянно искала боли и унижения? — Сара не отдавала себе отчета в том, что уже сорвалась на крик.
— Я не согласен с такой постановкой вопроса. Мазохистские наклонности уже не рассматриваются наукой как аномалия психики. Ни один человек на самом деле не хочет боли. Даже тот, кто думает, что хочет. Во всем следует искать первопричину, Сара. Ну, скажем: почему у Мелани боль ассоциировалась с удовольствием. Почему она испытывала потребность в унижении? Нельзя судить Мелани за ее чувства и саморазрушительные поступки. Так же как нельзя считать ее виноватой в собственной смерти.
— Но я так не считаю.
Он улыбнулся.
— Вот и хорошо.
— Но с тобой все иначе, Фельдман.
Улыбка на его губах померкла.
— Итак, меня ты готова обвинить в ее смерти. Ты думаешь, что я чего-то не доделал…
— Или перестарался.
— В каком смысле?
— В каком смысле? — эхом отозвалась она. — Да в том, как вы развлекались. Вот здесь, в этой самой комнате. Ты даже не удосужился закрыть поплотнее дверь. Я видела тебя, Фельдман. Видела, как ты обнимал Мелани. Видела выражение твоего лица. Этот жадный, порочный, омерзительный взгляд. И она позволяла тебе. Позволяла… — Она вновь видит их. В объятиях друг друга. Правда, лицо Фельдмана не попадает в поле зрения. Зато она видит лицо Мелани. О, это выражение крайнего восторга. Она явно наслаждается происходящим. Она в экстазе.