Ромейский Квест
Шрифт:
– Здорово!
– Обрадовался малец. Увидишь, господин, я приду в Рим, и стану императором!
– Добро, - кивнул Федор.
– Может быть, мне еще придется отдавать тебе честь, малец.
Мальчонка тем временем дошил кожу, насадил на ножны части прибора и молоточком аккуратно забил заклепки из мягкого металла.
– Готово, папа!
– Обернулся мальчик к лавочнику.
– Готово, господин, - эхом отозвался к Федору торгаш.
– Экая ладная работа, взяв ножны полюбовался Федор.
– Черт знает за что Бог послал тебе такого замечательного сына... Мне еще нужна обертка на рукоять меча. Кожа ската есть?
– Есть, господин! Есть!
– Чья она на самом деле?
***
Через полчаса троица компаньонов ведомая матросом пробиралась по узким улицам, вдоль лепившихся друг к другу желтых и белых домов. Федор шел довольный, придерживая рукой рукоять меча в новых ножнах. Путешествовать со святыми отцами по многолюдному городу оказалось одно удовольствие. Народ почтительно расступался перед священниками, благодаря чему идущий за ними Федор двигался безо всякой толкотни.
– Вот господа, - махнул рукой матрос, выведя троицу на небольшую площадь, - Церковь Марты и Марии.
– Спасибо сын мой, - Кивнул Окассий.
– Теперь ты можешь идти. Благословляю тебе за помощь.
Окассий важно протянул руку, и моряк согнувшись подставил под ней свой лоб.
– Спасибо патре.
– Да не оставит тебя бог, сын мой...
Матрос удалился, и слился с толпой. А Федор тем временем осмотрел искомую церковь. Несмотря на тесноту улиц, церковь стояла от домов на почтенном расстоянии. Будто бы остальные дома отшатнулись от неё, теснее прижавшись друг к другу. Церковь была вполне ромейской архитектуры, может быть, чуть тяжеловесней тех храмов, что Федор привык видеть на защищенных улицах и площадях Константинополя. Такие храмы Федор видел в имперских фемах. Несколько полукуполов пристроенных к прямоугольному основному зданию с круглым окном, двускатная крыша. Высокие арочные окна первого этажа были узки, а деревянные рамы в них были такими толстыми, что выбить их было непросто. В случае нужды храм божий какое-то время вполне мог послужить и укреплением. Окассий двинулся вперед, подошел к церковным воротам, подергал их, и взявшись за дверное кольцо застучал им по двери.
Через малое время на воротах отворилось маленькое окошко, откуда на компаньонов глянуло скрытое полумраком лицо.
– Что вам угодно, святые отцы?
– Осведомился привратник молодым голосом.
– Почему дом божий заперт днем?
– Осведомился Окассий.
– По необходимости, - лаконично отозвались из-за двери, без особого почтения.
– Я отец Окассий, порученец при канцелярии папской курии первопрестола его святейшества.
– С достоинством представился западный монах.
– Отец Бертрад должен ждать меня.
За окошкам охнули, заскрипел сбрасываемый засов, и ворота поспешно отворились. В проеме обрисовался молодой длинноносый служитель.
– Добро пожаловать отче. Мы ждали вас.
– Как тебя зовут, клирик?
– осведомился Окассий.
– Я здешний причетник, - представился длинноносый.
– меня зовут Эдит.
– Проводи нас к отцу Бертарду, сыне.
– Досадная случайность, отче, - развел руки служка - Отца Бертрада вызвали к одной из прихожанок, что отдает Богу душу. Он ведь не знал точно, когда вы прибудете, а паства требует его внимания.
– Правда, досадно.
– Согласился Окассий.
– Как мы можем разрешить сие затруднение наилучшим образом?
– Зависит, насколько вы поспешаете, отец
– Склонив голову к плечу, задумался служка.
– Если вы сильно спешите, я могу запереть церковь, и проводить вас до дому жены пекаря Паскеллы. Это, вишь, как раз ей вздумалось сегодня так некстати, представиться Господу... Если же вы не слишком поспешаете, вы можете подождать отца Бертрада в церкви. А ежели вы хорошо проголодались с дороги, то на другом конце площади есть прекрасная таверна под названием "Баранья нога". Там хорошая кухня, которой не брезгуют даже благородные. Когда отец Бертрад вернется, я приду за вами в таверну.
Окассий вопросительно взглянул на Федора, и тот изобразил рукой ложку, гребущую из миски ко рту.
– Жена, пекаря, ты говоришь, плоха, - сын мой?
– Уточнил Окассий.
– Совсем плоха, отец. Что-то у ней разладилось в груди, она долго кашляла, потом уж даже и кровью, и теперь совсем зачахла. Слуга что пришел за отцом Бертрадом, сказал, что уж посинела, и едва дышит.
– Но ты думаешь, откушать-то мы успеем?
– Думаю, так успеете отец.
– Согласился служка.
– Хоть старая Паскелла и совсем плоха, но честно говоря, по жизни она никуда не торопилась. Думаю, так и помирать будет с проволокой.
– Тогда мы будем в таверне, - решил Окассий.
– А как только отец Бертрад вернется...
– Я сразу прибегу за вами.
– Нет, сын мой. Не ты прибежишь за нами. А сам отец Бертрад придет за нами в таверну со всей поспешностью, какую даровал ему Господь. Если отец Бертрад не появится здесь до терции - ты сын мой, запрешь церковь, побежишь к дому почтенной Паскеллы, и - хоть души её сам на смертном одре. Отец Бертрад должен быть здесь. Понял ли ты меня, сын мой?
– Понял отче.
– Возможно, стоит позвать священника из другой церкви, чтобы он подменил отца Бертрада, у постели отходящей, - Вмешался сердобольный Парфений.
– Это мы оставляем на откуп Эдиту, - небрежно отмахнул рукой Окассий.
– Я вижу он смышленый малый. А мы идем отобедать в таверну.
***
Глава двадцатая.
Таверна "Баранья нога" оказалась заведением зажиточным и благопристойным. Это можно было понять, еще по роскошно написанной вывеске, где, живописуя название, громоздилась на серебряном блюде упомянутая нога, обложенная овощами. Мастерство художника заключалось в том, что любой глядя на вывеску мог сказать - это именно жаренная нога. В менее почтенных заведениях понять, что за мазня на вывеске бывало можно лишь опираясь на помощь названия, и то не всегда. Внутренность таверны так же соответствовала. Высокий потолок, хорошо освещенный зал, чисто выскобленные столы и лавки, и многолюдный народ за ними. Стоял неразборчивый шумный гомон застольных разговоров, и стук посуды.
Заведение и правда пользовалось успехом. Публика сидела разношерстная, но отребья и откровенных нищебродов не было. Воины, не из простой солдатни. Паломники - но зажиточные. У левой стены на поднятом участке полы било несколько столов, за которыми, судя по яркости и красоте одежды сидела компания благородных, в том числе и несколько дам.
Троица компаньонов подошла к прилавку, за которым расположился упитанный благополучный детина, вся внешность которого говорила о постоянной близости к пищевому излишеству.