Ромейский Квест
Шрифт:
– Верно говоришь, госпожа!.. Хорошо сказано!
– Донеслось с разных столов.
Велемир сперва нахмурился, услыхав как перстень проплывает мимо, но через секунду добрый нрав в нем взял верх. Он протянул руку Федору через стол.
– Баронесса рассудила по правде. Поздравляю.
– Спасибо, рыцарь, - Федор крепко пожал Велемирово запястье.
– Вы тоже хорошо спели. Оба мы постояли в этих далеких краях за честь русского имени. А про княжну свою ты истинную правду сказал - не тока красива, а еще и мудра.
– То так.
– Кивнул Велемир.
–
– Пригласила баронесса.
– Скажи нам свое имя, да получи заслуженную награду.
Федор поднялся, примерился как выбраться из-за скамьи.
– Позволишь ли молвить слово, благородная госпожа?
– Раздался громкий голос. Все повернули головы на глас. Федор узрел, как между столами к помосту приблизился худой высокий человек в цветастом костюме и шляпе, сдвинутой набекрень. Над широким воротом, распахнутым с показной небрежностью торчала чернявая смазливая физиономия окруженная длинными патлами и бородкой. За спиной у человека него висела балалайка с длинным грифом, из тех были в ходу на всем средиземноморье, и звались персидским словом "руд".
– Кто ты, незнакомец?
– Спросила баронесса.
Чернявый отвесил княжне глубокий изящный поклон, изогнув бескостную спину как кот перед миской сметаны.
– Я странствующий певец, благородная госпожа. Мое имя - Томасо Нойвирт. Слава о моем музыкальном мастерстве бежит впереди меня.
– Да?
– Улыбнулась баронесса.
– А до нас твоя слава не добежала.
– Госпожа моя, - ты как звезда! Светишь нам с небес, и не замечаешь простых смертных. Ты меня не помнишь, а меж тем, я уже имел честь выступать пред тобой.
– Где же это было?
– Удивилась баронесса.
– Два лета назад. На большом съезде певцов при дворе герцога Эвровидо.
– Верно, я была на сем сборище труверов и миннезингеров.
– Баронесса прищурилась.
– Но кажется... я не видела тебя, среди победителей.
– Только козни завистников не позволили мне достичь финала, госпожа.
– Скромно отозвался певец.
– Но я не теряю надежды, достичь сего в будущем. Однако сейчас я позволил себе возвысить голос в твоем присутствии. Я услышал, как твоя милость изволила устроить музыкальное состязание. Однако, прежде чем назначить победителя, может быть ты позволишь и мне потешить твой слух песней?
– Хм, - Баронесса наморщила носик.
– Что же. Конечно. Это будет справедливо. О чем же ты хочешь спеть?
Балалаечник горделиво напыжился.
– Певцы, которые выступили до меня, исполнили неплохие песни, госпожа.
– Он снисходительно окинул взглядом Велемира и Федора.
– Песни их были о славных битвах и правителях. Однако же, они пели о битвах ушедших времен, и правителях далеких краев, до которых нам, добрым католикам, скажу честно, нет дела. Я же спою тебе госпожа, - и всем вам, достойные слушатели - о делах недавних, и героях современных! Спою я тебе госпожа, о таком герое, о котором ты и сама слышала, а может и увидишь воочию. И спою я о его новом подвиге, слухом о котором полнятся уже земли
– Продолжай, певец, - заинтересовалась баронесса.
Федор сообразил, что вручение ему богатого перстня откладывается, и почел за лучшее присесть, дабы не торчать глупым столбом. Патлатый же певец ловко подтянул свою балалайку со спины на грудь, возложил пальцы на струны, принял вдохновенный вид, и забренчал, распеваясь высоким козлиным голосом:
Ах, младший сын рода, - Роже де Бриуз!
Добродетелен так, что в восторге Иисус!
Раз дал в церкви обет, и в море отплыл.
Чтоб бороться с пиратами, что было сил...
Федор нахмурился.
– Кажется я уже слышал где-то это имя...
– прошептал он жующему рядом Окассию. Тот лишь пожал плечами. Бродячий певец тем временем продолжал трындеть, с каждым куплетом усиливая накал.
...Моря синь беззаботна, но храбрый Роже.
Он всегда начеку, он настороже.
Вот орлиным взором с мачты конца,
Он увидел, как грабит корсар купца.
Был корабль купца из греков земли.
Воевать не умеют, убежать не смогли.
А корсар пощады не знал никогда.
Его прозвище - Черная Борода!..
Парфений тихо охнул. Окассий поперхнулся и прекратил жевать. Федор почувствовал, что у него вытянулось лицо. Он наконец вспомнил, где слыхал имя Роже де Бриуза.
– Я не понял.
– Гвардеец поочередно повернулся к обоим попам, сомневаясь, не подводит ли его слух.
– Что за?..
Священники не успели ответить Федору. Соседи вокруг укоризненно зашикали. Певец надрывался, не жалея инструмента.
...Греки все на коленях, и - о позор!
Главный у греков был Феодор.
Лобызает корсару носки сапог.
Унижается, только чтоб выжить смог.
Предложил корсар - (он муслимом был),
Отрекитесь от Бога что есть ваших сил.
Плюньте трижды на крест и дайте обет:
Повелитель отныне ваш - Бафомет!
И уж греки готовы предать Христа.
Ведь схизматиков вера и так не чиста.
Чтоб спастись, из них уже каждый рад.
Целовать Бафомета муслимского в зад.
– Сукин сын!
– Феодор, наливаясь бешенством, начал вставать из-за лавки, - Нет, вы слышали?!.
Окассий с Парфением едва успели повиснуть у гвардейца на плечах. Вокруг опять зашикали.
– Спокойствие куманёк...
– Удерживая Федора прошептал побледневший Окассий. Парфений согласно кивнул, чувствуя, что если выпустит локоть Федора, то случится страшное.
– Помни о деле, сын мой. Не будем же мы по пустякам раскрывать во всякой харчевне свое инкогнито, - зашушукал монах ухо багровому от гнева Федору.