Ромул
Шрифт:
Возиться с конской тушей неудобно; этруски не тащат её целиком в поля, чтобы благословить посевы. В съедобной жертве главное — внутренности, где трава превращается в плоть, но лошади не еда, а слуги, у слуг же важна голова. Этруски водружали конский череп на кол посреди пашни, и ячмень всегда всходил густо и споро.
Под руководством царя римляне в точности повторили этрусский обряд. Состязания кончились, целер отсёк голову мёртвой лошади, и только тут до Тациев дошло, что череп всего один и латиняне хотят поставить его в своих полях. Сабиняне могли бы устроить другие состязания, собственные, но для обряда подходил лишь один день в году, а время уже близилось к вечеру. Проще было отобрать у латинян череп.
К счастью, на
— Квириты! — сказал он, оглядывая сердитую толпу. — Рим — единый город, и конь должен быть один. Но подобно тому, как усилия и усталость остальных лошадей добавляют ценности выбранной жертве, так и ваши усилия, боль и изнурительность борьбы и, конечно, синяки и ссадины, которые я вижу у столь многих из вас, повышают ценность приношения. Ради единого города — единственная жертва; но в нашем городе два поселения. Каждый год после состязаний жители Палатина и Квиринала будут бороться за конскую голову, принося в дар богам собственную силу. К следующей осени действие этого черепа истощится, но победители могут сохранить его как память об успехе в увлекательном состязании. Пока что Квиринал впереди. Может быть, на следующий раз моим сородичам посчастливится больше. Когда-нибудь по длинным рядам черепов наши дети решат, какой холм вправе гордиться силачами. Рим вечен, не забывайте, и что начинаем мы, то будут во веки веков повторять потомки. Наши друзья Тации показали себя более сильными. Не переселиться ли части из них на Палатин, чтобы немного уравнять силы и сделать состязания следующего года более интересными?
Сабиняне разошлись по домам довольными. Латинские юноши стали подбирать борцов, чтобы начать готовиться к следующему году.
Вечером царь Таций обошёл всех сабинских сенаторов. Он появился без предупреждения, когда Публий сидел с Клавдией у очага, и ни за что не хотел, чтобы матрона удалилась.
— Нет, пускай все слышат, — улыбаясь, сказал он. — Я созвал бы собрание рода, но латиняне могут решить, что мы что-нибудь против них замышляем. Я пришёл сказать, что царь Ромул — отличный малый, и всем надо его поддерживать. Он всерьёз верит, что Рим — особенный город и простоит вечно. Конца света, чтобы это проверить, мы не дождёмся, но город точно простоит, пока он царствует. Увидел драку между согражданами и парой слов превратил её в угодное богам священнодействие. Такому человеку стоит служить! Пока вы подчиняетесь мне, подчиняйтесь ему. Ну что, согласны поступить, как я сказал?
— Мы всегда тебя слушаемся, брат, — Публий озабоченно нахмурился. — Наверно, царь Ромул действительно неплохой человек, раз ты так говоришь. Только хорошо бы его латиняне держались с нами потеплее, они даже не помогли принести счастье на поля.
— Вообще-то мы не заслужили их дружбы. Послов убили Тации, хоть и не мы с тобой, даже тут вышло в конце концов по-нашему, родичей не наказали. Я люблю Рим и не хочу, чтобы он развалился, и мне не нравится, что сабиняне с латинянами на ножах. Постарайтесь ближе сойтись, а если покажется, что вас презирают, не забывайте, что кто-то в роду действительно совершил преступление. Это я вам говорю как глава рода.
— Повинуюсь главе рода, — коротко ответил Публий.
— Но, брат, нельзя забывать ещё об одном, — Клавдия спокойно обратилась первая к гостю-мужчине, словно считала себя, женщину, не хуже воина. Положительно городская жизнь всех развратила. — Царь Ромул, как ты говоришь, отличный малый. Но в Риме два царя, по крайней мере,
— Сестрица, не ты первая мне это советуешь, хотя очень правильно с твоей стороны высказывать своё мнение. Но всё дело в том, что я царю Ромулу не равный и равным никогда не буду. Стоит ли стараться прыгнуть выше головы?
— Как не равный? — Публий задохнулся от возмущения. — Разве не в этом состоял уговор? В чужом городе неловко и опасно, мы бы не согласились здесь поселиться без царя-защитника, равного Ромулу во всём.
— Но я не умею колдовать, — с улыбкой ответил Таций. — Я не сын бога, и сокровищницы с древними заморскими святынями у меня нет.
— Зато у тебя есть то, чего нет у Ромула, — сказала Клавдия. — Преданный народ, над которым ты главный по праву рождения. Ромула латиняне выбрали и могут завтра вместо него выбрать кого-нибудь другого, а мы, Тации, никогда тебя не бросим.
— Это правда. Но сейчас у него больше людей, даже если в один прекрасный день они от него уйдут.
— Послушай, а что это за счастье у Ромула? Что ты сам о нём думаешь? Смотри, я убрала Лара в нишу и закрыла створки. Здесь все свои, никакой бог не слышит. Можешь говорить прямо.
Клавдия знала, что женщине не полагается вызывать мужчину на откровенность, но муж ни за что не решился бы задать этот вопрос, а ей очень хотелось знать.
— Честно говоря, я сам ещё толком не разобрался. Ромул — странный человек, добился царской власти своими силами, не то что я. Ему достались от предков эти жезлы с медными змеями, непонятные штуки, никогда не видел ничего похожего у сабинян. И в высокой глиняной урне наверняка тоже что-нибудь странное — не знаю что, и не хочу выяснять. Может, опасное, может, просто нечисть, но я бы не рискнул проверять, настоящий он колдун или нет. Настоящие колдуны бывают, это уж точно.
— Но Ромул не только называет себя колдуном, — не унималась Клавдия. — Он говорит, что его отец Марс. Ты в это веришь?
— Может, Марс, а может, и нет, — пожал плечами Таций. — Его мать, жрица, дала обет безбрачия. Ей удалось избежать казни, но я не слышал её собственных слов и не могу судить, сколько в них правды. Да и кто вообще знает своего отца? Могу я доказать, что я не сын лигурийского раба? А ты? Приходится верить на слово старшим, а они часто ошибаются. Боги есть, и у них бывают смертные дети, это видно по многим родословным. Ромул говорит, что он сын Марса, и ведёт себя так, словно в это верит. Не исключено, что он прав. А поскольку так жить проще, на этом и остановимся.
— На этом нельзя останавливаться, — Публий понял, к чему клонит жена. — Ты наш вождь по праву рождения, но ты не равен Ромулу, потому что он царь-жрец, а ты военачальник. Если не хочешь ему уступать, ты тоже должен обзавестись какими-нибудь сверхъестественными силами.
— Я про это подумал, — Таций подмигнул и сделал торжественное лицо. — Я представляю наш народ на всех священнодействиях и не отхожу от Ромула ни на шаг, чтобы перенять его божественный дар. Вот почему, кроме всего прочего, вы должны помириться с латинянами. Весной предстоит кое-что важное: праздник в Лавинии, он бывает раз в двенадцать лет. Хранители алтаря пригласили всех латинских царей, то есть царей, которые правят латинскими городами, и я отправлюсь с Ромулом.
— Брат, это безумие! — в ужасе вскрикнул Публий. — Если где тебя ждут мстители, так это в Лавинии. Да вдобавок правда на их стороне, послов ведь убили наши, а ты спас убийц от суда.
— Знаю. Но Ромул говорит, что праздник не связан с городом, просто алтарь на той же горе. Я не собираюсь заходить в Лавиний и иметь дело с его жителями. Вообще это ведь земледельческий праздник, а значит, никому не позволят внести в святилище оружие. Со мной будут друзья, а безоружный латинянин ничего не может сделать сабинянину. Если они полезут драться, мы их повалим и усядемся сверху.