Ромул
Шрифт:
Рукопашный бой — дело нечастое и рискованное, и никто не спешил начинать. Когда римляне расположились на холме, неприятеля ещё не было видно, и они успели плотно позавтракать. Кроме обычной солонины и ячменной каши, каждому выдали по кружке крепкого вина. Потом ополченцы не спеша поправили доспехи и разобрались, кому где стоять. Перпена как молодой, сильный и хорошо вооружённый воин попал в первый ряд, но по обе стороны оказались опытные надёжные ветераны, и на римлянина сзади можно было положиться. Не так уж плохо.
Только к середине утра показались враги, тоже вспомогательный отряд, без главного боевого знамени, почти без значков. Но по
Римляне поплотнее надвинули шлемы и перехватили копья. Теперь им предстояло плотным строем побежать вперёд, под гору, и встретить нападающих. Чтобы никто не выскочил раньше времени, ярдов на пятьдесят впереди в землю предусмотрительно воткнули палки: нельзя было двигаться с места, пока враг с ними не поравняется. Это придавало римлянам мужество, показывая, что начальники знают своё дело.
Но никто не принёс жертвы, поскольку этим правом обладал один царь Ромул. Конечно, воины будут призывать Марса и напоминать богу, что их ведёт его любимый сын, но они не выполнили того, что положено, и Марс был совсем не обязан им помочь. Этруски — не дети Марса, но уж, конечно, не забыли сегодня о своих богах.
Раздался боевой клич, воины затопали в такт, чтобы побежать вперёд одновременно. Перпену захлестнуло общее воодушевление. Сыновья Марса идут на врага, могучие воины, которые двадцать лет защищают свой разбойничий город ото всего света, бесстрашные ветераны, которым не впервые вот так бросаться в атаку, проверенные товарищи, с радостью взявшие к себе одинокого бездомного бродягу. Эти римляне — славные ребята, и он их не подведёт.
Этруски поравнялись с палками; римский боевой клич кончился пронзительным, заунывным воем охотящейся волчицы. Ещё раз грохнули поножи, и воины ринулись вперёд.
Перпена старался бежать прямо, хотя его толкали с боков. Этруски тоже перешли на бег. Главное было устоять при первом столкновении, в этой схватке упасть значит погибнуть. Даже за десять ярдов он ещё не знал, в какого этруска попадёт копьём; сомкнутые щиты мешали бежать, и строй шатало из стороны в сторону. Но важнее всего, важнее даже, чем устоять на ногах, было держаться вровень с остальными. Всякого, кто выскочит вперёд, проткнут этрусские копья.
Вот почему, когда ряды сшиблись, удар оказался куда слабее, чем он ожидал. Последние несколько ярдов воины сбавляли шаг, чтобы не выбиться из строя. Оба войска замешкались — пришлось даже снова командовать наступление — и сошлись не в безумном яростном рывке, а осторожной трусцой.
Перпена оказался лицом к лицу с рослым воином в богатых доспехах, настоящим этруском, судя по чёрной бороде и бровям дугой. Он попытался ткнуть копьём в оскаленные зубы, этруск, естественно, тут же опустил голову, поднял щит, копьё царапнуло по бронзе и застряло.
Какое-то время никто из воинов не трогался с места, все налегли на копья. Не было ни крови, ни криков боли; похоже, пока вообще никто не пострадал. Потом в спину Перпене упёрся щит, пять задних рядов нажали, и его вынесло в самую гущу этрусских копий. Он в ужасе скорчился за щитом. Ничего не было видно, зато по крайней мере копьё наконец освободилось. Теперь оно без толку болталось в воздухе,
Он выпустил бесполезное копьё, которое так и осталось висеть, запутавшись среди других копий. Вытащил меч, но не стал им размахивать, а держал за щитом, опершись рукой о колено. Нажим становился всё сильнее, и надо было во что бы то ни стало устоять на ногах, чтобы не оказаться растоптанным.
Держаться так было трудно, но можно. Не видя нацеленного на себя вражеского копья, Перпена вдруг воспрянул духом. Да ведь он храбро сражается в первом ряду римского войска! И, похоже, уцелеет, потом до конца жизни будет чем хвастаться. Стычки с разбойниками и пастухами, в которых он участвовал бродягой, были куда опаснее. Он сжал меч и огляделся. Под щитом виднелась полоска смуглой кожи над поножем. Перпена несильно ткнул в неё мечом, все силы уходили на то, чтобы не упасть.
Сверху раздалось рычание, нога пропала и на миг стало легче. Потом задние ряды снова выпихнули его вперёд; шаря в поисках опоры, он наступил на извивающееся тело. Щит снова упёрся во что-то твёрдое, и Перпена не боялся, что его откинут навзничь. Он посмотрел вниз, сдвинул ногой защитный кожаный фартук. Быстрый удар, и он сразил своего первого врага в открытом бою. Лица он не видел, но, наверно, это был тот знатный этруск, с которым они столкнулись в самом начале.
За это время Перпена продвинулся на несколько шагов вперёд, товарищи с обеих сторон тоже. Но исход битвы ещё не определился. Воины бросали копья, вытаскивали короткие мечи, и убитых становилось всё больше. Но по-прежнему стена щитов упиралась в стену щитов, никто не мог двинуться вперёд.
Однако строй постоянно шевелился. Рывок слева или справа заставлял бурлить и колыхаться всю стиснутую толпу. Трубы старались заглушить боевой клич врага, кругом вопили от ярости, взвизгивали от боли, и все звуки перекрывал мерный топот — воины отчаянно пытались удержаться на ногах. Битва была шумной, изнурительной и куда более страшной, чем казалось со стороны.
Постепенно Перпена уже освоился в этой опасной обстановке. Он бдительно защищал единственное уязвимое место, нижний край щита. Один раз туда ткнулось копьё, которое он придавил ногой, и невидимый враг выпустил древко; появлялось несколько мечей, он отражал удары. Потом вроде бы стало свободнее. Он осторожно распрямился и выглянул из-за щита посмотреть, одержана ли уже победа.
Нет, рано — слишком много впереди этрусских шлемов. А легче стало оттого, что задние ряды римлян начали отступать. Его искрошили бы вражеские мечи, если бы воин сзади не дёрнул его за тунику.
— Назад, болван, — прохрипел римлянин, — держи строй, не то нас раздавят!
Не оборачиваясь, Перпена попятился, с обеих сторон опять сомкнулись щиты товарищей, можно было начинать сначала.
Но раз начав отступать, остановиться оказалось нелегко. Этруски, хоть и шагали в гору, набрали разгон, и давление снова стало невыносимым, а каждому римлянину казалось, что шаг назад — и ему будет удобнее стоять и свободнее двигаться. Перпена не чувствовал спиной щита; не мог же он в одиночку удержать шесть рядов этрусков! Значит, оставалось только нагнать задние ряды. Медленно римляне отступали.