Ронин
Шрифт:
Но они ошиблись в моих намерениях. Я совсем не собирался спасаться от преследователей на дереве, поэтому и ветку выбрал сухую почти без сучков. Просто решил выровнять неравное положение. Обломав пару лишних сучков я повертел импровизированной дубинкой в руке.
— Брось нож, а то уронишь! — Рявкнул я, оборачиваясь на заводилу.
По его лицу стало видно, что угодить под дубинку ему не охота, но потерять лицо перед стаей вожак не мог. Сжав зубы, он ринулся на меня. Зашедший с правого бока бросился почти одновременно с ним.
— Бам! Бум!
— А!
— Х…..
— Ш-ш-ш….Сука!
— Маленький ты ещё такие слова говорить.
Я стоял слегка запыхавшийся, сказывалось, что последний месяц тренировки я позабросил. Горло. Пах. Ухо. Голень. Наиболее
Куртку стянул бес труда. Ботинки отбрыкивающегося парнишки тоже удалось сдернуть. Но когда я взялся за ремень джинсов, глаза его бешено округлились. Он опять неправильно истолковал мои намерения. Пришлось воспользоваться подобранным с земли ножом и приставить к его горлу.
— Ну! — Угрюмо сказал я, делаю зверскую морду.
Видимо морда вышла то, что надо. Потому как парнишка размяк, глаза его увлажнились, приготовив горестную слезу по потерянной невинности.
— Дядя, не надо. Дядя..
— Штаны снимай! Видишь «стертому» ходить не в чем!
Я фыркнул. Дядя? Всего-то на десяток лет старше «племянничка». Не уже ли и я таким был в молодости? Нет. Однозначно, не был.
Не входил я и в кампанию одноклассников. Веселую шумную и совсем не злобную компанию, которая могла завалить в гости, поесть ранеток, благо их было много и не жалко. А огрызки покидать хозяину квартиры в плафоны люстры. Хозяину, это обнаружившему, было не смешно. Его коробило такое проявление неуважения, и в гости он компанию больше не приглашал.
Всё! Пора! То ли мне показалось. То ли серые форменные костюмы мелькнули за кустами. Скомкав вещи в один комок, я бросился бежать.
Общественный туалет к моему удивлению дверь открыл и положенные два кредита с моего счета снял. В некотором замешательстве я закрыл дверцу на защелку. Что ж это получается? Значит счет мой не арестован. Кредиты имеются, а я разбоем промышляю? Переодевшись в «новые» вещи, своё тряпьё я сунул в утилизатор. Утилизатор хрюкнул и освежил воздух ароматом сирени. Так стало быть и ноут я могу купить, и продуктов?
Да и вообще взять билет в один конец до какой-нибудь Жмеринки. Умывшись и приободрившись, я вышел на улицу.
Поток машин в этой части города был поменьше, сказывалось что это парковая зона. Прохожие с приподнятым настроением спешили домой. Пятница. Конец дня и рабочей недели. Двое мужчин, уже принявшие на грудь вышли из кафе, что напротив и наскоро попрощавшись расстались. Лицо одного из них мне показалось знакомо.
А самое главное он нес в сумке ноут. И тут легкое и элегантное решение: как отправить инфу с моего компа в прямой эфир, пришло мне в голову.
— И — ес!
Я буквально взорвался в улыбке.
Глава 4. Гастролер
«яки-моно» — жареная рыба на решетке
«аги-моно» — жареная рыба на сковородке
«намасу» — сырая рыба с овощами
«суи-моно» — рыбный суп
монахи «ямабуси» — спящие в горах.
— Пирожки горячие! Горячие пирожки! С картошкой, с капустой!
— А кому баранки! Баранки! Бублики!
— Рыба! Рыба! Свежая рыба!
— Блины! Блины! С пылу с жару!
— Квас ядреный! Квас холодный!
— Куда прёшь?
— Сам глаза разуй!
— Мои-то глаза при мне, а ты свои дома забыл?
— Точу ножи! Точу ножи!
— Огурцы соленые! Яблоки мочёные! Подходи, налетай!
Шум на рынке стоял невообразимый. И над всем этим шумом плыли запахи..
Ах, какие там плыли запахи! Жареных семечек, свежего хлеба, свежей и не очень рыбы, копчений, солений, меда и т. д. и т. п. Но самым фундаментальным запахом, основным, так сказать грунтом этой картины и темой симфонии был очень знакомый, насыщенный аромат. Не иначе как с конюшенного переулка несет, определился я, повертев головой. Однако и здесь на территории рынка конские «яблоки» тоже встречались. Приходилось не только смотреть по сторонам, но и под ноги, дабы не вляпаться. Впрочем вертел я головой непрестанно, пытаясь обозреть необозримое. Ни где так не изучишь манеры, особенности языка и общения как на городском рынке. Да и затеряться средь разношерстного люда лучше здесь, в базарной толчее. Протискиваясь сквозь толпу, лавируя между покупателей и торговок, я цепко вглядывался в эти лица. Лица другого времени. Несомненно, и в моё время встретишь такие лица, но редко, очень редко. Круглые, румяные, веснушчатые. Женщины чуть за тридцать, а уже с сединой, как там у Горького? «В комнату зашла старуха лет сорока». Так оно и было, и есть поправил я себя. Регенерирующие и отбеливающие кремы для лица и век, лифтинг и пластические операции, косметика, суета и смог большого города навсегда изменит эти лица. Вытянет их, обескровит, отпарит в спа-салонах, покрасит в солярии, наденет маски на природную сущность. Конечно, не всё так запущенно как могло показаться с самого начала. Иранская хна существует с незапамятных времен, помады, пудры всяческие тоже наверняка есть. Просто увидеть их на базарных торговках, что на корове седло. Впрочем, мода изменит эти тела. Они и сейчас уже меняются, заметил я несколько барышень в тугих корсетах изучающих зелень у местных торговок. Нет, это конечно не барышни из Смольного, но где-то рядом, близко. Гувернантки, дочери чиновничьего люда, прислуга с богатых домов, что неизменно тянется за господской модой с тонкой талией и пышными формами. Хотя природа требует обратного. Хороший костяк для поддержания этих форм просто необходим. Страдающих анарексией я тоже увидел. Больные и увечные с большими кружками для медяков стояли поодаль унылой очередью. Впрочем, я ошибся, вон ещё одно лицо, и там, и там. И ещё. Г осподи! Да сколько же здесь их? Процентов двадцать. Только заметил я это не сразу. Может потому, что их «подайте Христа ради, на пропитание» звучит тихо и заглушается криками продавцов. Несколько человек неопределенного происхождения я сразу отмел. Они не принадлежали ни продавцам, ни к покупателям. Серые лица с острыми буравчиками глаз в котелках, бес сомнения филера. Другие, похожие на них, но не интересующиеся никаким товаром, либо проявляющие надуманный интерес публика явно противоположенного толка.
Какое-то щекотание, легкое как дуновение ветра в моём кармане меня насторожило. Цапнув сквозняк рукой, я ощутил в своей ладони маленькую грязную скользкую ручку.
— А-а-а! Отпусти! Больно!
Хозяин руки метр с кепкой, упал на землю извиваясь и пачкая грязными подошвами ботинок мои брюки. Норовя стукнуть меня по голени, причем кепка с него не свалилась, по-прежнему закрывая его лицо.
— Ты куда это полез паршивец?
— По што дитя обижаешь? — Наступила на меня серая личность дыхнув самосадом из козьей ножки. При этом козья ножка переместилась из одного уголка рта в другой.
— Помогите! Помогите! — Заголосил «дитё» чувствуя, что пришла помощь. — Убивают!
— Где?
— Кого?
Заинтересовались в рядах.
— Урядника зовите!
— Урядник! Урядник!!
Я сплюнул. Мне ещё урядника не хватало, и отпустил мальчишку. В кармане он всё равно ничего не взял. Не было в этом кармане ничего. Мальчишка тут же встал на четвереньки и ящеркой скользнул средь ног прохожих. Только его и видели. Серые личности, коих стало уже двое опустив руки в карманы галифе грудью пошли на меня.