Ронин
Шрифт:
— Ту самую? — восхитился наш юноша, — Ту, что в молодом Бонапарте признала императора?
— Ту самую, — кивнул усмехаясь капитан.
— И что? Что она вам предсказала?
Молодой поручик просто дрожал от нетерпения, да и остальные признаться оживились чрезмерно.
— А сказала она мне, что умру я в своем доме и на своей постели.
— Ну-у-у! — разочаровано протянул Воронин, — Такая планида почитай каждому предрешена, кто голову не сложит.
— Так и я про то! — рассмеялся Фигнер, — Значит умереть на поле брани мне как раз и не грозит!
— А девица Ленорман не сказа вам, что Наполеон был у неё и во второй раз? — поинтересовался я. Дернул же меня черт встрять в разговор! Все разом обернулись на меня.
— Нет конечно. А вам
— Да, — кивнул я, — Он был у неё и она его не порадовала. Сказала, что пойдя войной на Россию он все потеряет: и трон, и империю.
— А вот этого быть не может! — фыркнул Денисов, — Если б это было так, не пошел бы он войной.
— Кто знает, кто знает, — задумчиво пошерудил угли в костре Фигнер.
А я подумал о том, что загадочная Ленорман, возможно права, и в его случае. От нашей сводной дивизии останется в живых триста человек. И очень может быть, что Фигнер войдет в число счастливчиков. Пятьдесят раненых офицеров граф Воронцов возьмется лечить и выхаживать в своё имение. Но нет никакой гарантии, что мечущегося в беспамятстве офицера не заберет домой супруга и от полученных ран он не скончается в своем доме, на своей постели.
Утро выдалось сырое и туманное. Обильная роса покрыла всё вокруг. Ежась от холода я вышел из офицерской палатки. Раннее утро было полно звуков. Пели птицы. Кузнечики заводили свою бесконечную и монотонную песнь. Где-то вдалеке в тумане стреляли. Впрочем, редко и бестолково. Шла перепалка между нашими егерями и французом. Белые прозрачные капли росы лежали на траве. Покрывали бруствер. Я провел пальцем по чугунному стволу шестифунтового единорога и капли, соединившись в струю, стекли на землю. Словно слезы. Слезы по вам мои друзья и враги. А ведь не далее как после завтра в ночь эта земля и вправду будет полита слезами. Сотни людей будут искать среди гор трупов своих раненых. Маргарита Тучкова всю ночь будет бродить с факелом среди тел, но так и не найдет своего суженого. На месте его гибели она возведет часовню а сама уйдет в монастырь. Есть вечная любовь! Есть за что, и за кого умирать. За настоящих людей.
— Что ваше благородие озябли? — спросил дежуривший на посту ефрейтор. — Чайку не желаете?
— Не откажусь. А где?
— Да сейчас Ерохин принесет. Ничего, что я его с поста за чаем отправил?
— Ничего, ничего, — вяло отмахнулся я, прислушиваясь к утренним звукам. Г де-то там в тумане стоял недостроенный Шевардинский редут. Именно за него мне сегодня предстояло опробовать меч, проверить его в деле.
Не сдюжили кирасиры. Арьергард 2-ой армии был вытеснен французом. 27ая гренадерская дивизия генерал-майора Неверовского удерживала ненужный редут не смея отступить без приказа. Впрочем, и флеши ещё не были достроены. Врага нужно было задержать. Лишь рассвело как закипела работа. На мою сотню приходилось двадцать лопат и топоров. Но работа нашлась практически каждому. Носили землю. Плели плетени из подручных веток и молодого подлеска вырубаемого почти на месте. Ровные как бильярдный кий молодые сосенки навели меня на мысль и я приказал старшему унтер-офицеру Верещагину отправить пяток бойцов в ближайший лес.
— Пусть заготовят сто штук длиной от четырех до семи аршин.
— На пики вашблагородие? — смекнул Верещагин.
— Да. Ты про македонскую фалангу слышал?
Он кивнул.
— А нас считай Верещагин как раз фаланга. Первый ряд вооружим пиками, что покороче. Последний самыми длинными. Только одна просьба, — я замялся, — Сделать это надо тайно. Колья вверх не поднимать, чтоб супостат издалека не увидел, а пронести незаметно к правому краю флеши и там сложить на время. Авось пригодятся. Но только отошли солдаты в лесок, как затрубили общий сбор и мы ринулись Неверовскому на подмогу.
Все смешалось в доме Ростовых. Прав был классик, ох как прав! Пока стаскивали с Ше-вардинского редута пушки. Не оставлять же их неприятелю? Наши кирасиры рубились с конницей Мюрата. «Гог и Магог», как окрестили Фриана и Морана ударили справа со стороны новой Смоленской дороги. Слева подоспели польские уланы Понятовского. Их граненые красные кивера я ринулся пообтесать.
Не удобно биться с тем кто выше тебя на целую лошадь. Уклонившись от прямого сабельного удара сверху я прижался вплотную к взмыленному лошадиному боку и коротко рубанул снизу чуть подпрыгнув. Рука сжимающая саблю упала на землю а меня окатило фонтаном крови из разрубленного плеча. Улан заорал и рухнул с лошади без чувств. Утер рукавом лицо и глаза, не выпуская меча из рук. Мимоходом заметил, что на зеленом сукне мундира черные пятна. Сколько раз вижу и удивляюсь, отстранено подумал я, над неразрешимой загадкой. Почему кровь красная только на белом? В сочетании с любым другим цветом она черна? Но тут глаз уловил сапог неприятеля в стремени и мне стало не до раздумий. Не убью, так покалечу. Чувство опасности заставило покачнуться.
Грянул выстрел. Тяжелая свинцовая пуля плюхнулась под ноги. Белое облако порохового дыма взвилось закрывая лицо всадника. На меня смотрело дуло пистолета.
Рожок заиграл сбор справа. Оглянувшись, я гаркнул, собирая свой отряд. Пехотные корпусы «Гога и Магога» всё давили и давили. Мы встретили их в штыки. Дальнейшее походило на сон или тренировку из моего сна. Слева — удар, справа — удар. Два коротких удара. Выпад. Да что ж ты в меня своим палашом тычешь? Пехотный офицер в синем мундире. Горбоносый, что тот кавказец с бледным лицом и царапиной на щеке сделал длинный выпад пытаясь меня достать. Это он зря сделал. Открылся. Шаг чуть наискось в сторону и удар. Голова отлетела, что кочан капусты.
Должен сказать, что не богатырь я, увы. Вся хитрость в сильном ударе рассекающем тело иногда надвое, это его правильная постановка. Удар должен происходить синхронно с движением тела. Что есть сила? Это масса помноженная на ускорение. При движении и учитывая то, что меч держишь двумя руками вот и выходит, что бьешь всей массой тела а не только бицепсами и трицепсами. И эта масса 80 кг идет с ускорением.
Тесак слева. Прямой укол. Прямой укол не так эффектен внешне, но внутренние повреждения почти всегда смертельны. Штык справа. Отобьем. Стиснув зубы я рубанул от-
водя штыковой выпад и сделал встречный. Есть. В голове как искорки вспыхивали поучения мастера. «Бей тем же ударом, что и обороняешься».
Меня чем-то сильно задел французский знаменосец. Он откровенно скучал за спинами солдат чувствуя себя в полной безопасности. На происходящее взирал искоса и как бы отстраненно. Ты, что сюда, ёшкин кот! Зрителем пришел?
— Сомкнуть ряды! Ближе! Теснее! Вперед!
Не дать им успеть перезарядить ружья. Не дать. Но француз и так это понимал, что не успеют. Слишком мы были рядом. Нам повезло, что подоспели к штыковому сражению. Шли бы фронтом на фронт, сколько полегло под пулями, ещё не достав противника.
И мы вломились. Держа меч я вдруг понял, что не удобно в этой тесноте. Подобрав с земли чей-то тесак, я взял его в левую руку. 60 см лезвие, почти вакидзаси.
— Нитэн! — гортанно и угрожающе закричал я принимая стойку с двумя мечами.
какая-то неведомая сила выбила тесак из левой руки выворачивая кисть и пытаясь сломать пальцы. Сердитый большой шмель с жужжанием ударил меня в плечо, разворачивая на 180 градусов. Меня крутануло и я упал на одно колено. Инстинктивно прикрывшись мечом, заведя правой его правой рукой за спину. Это меня и спасло. Сильный удар повалил меня. Земля против ожидания была мягкой и влажной. Ткнувшись носом я тут же перевернулся на спину и увидел как слева от меня сабля входит в мягкую податливую землю, погружаясь всё глубже и глубже. Длинная яйцеобразная голова в кивере всё клонилась и клонилась сверху как Пизанская башня. И она рухнула увлекая за собой тело. Француз упал рядом со мной, он смертельно устал. Я попытался быстро вскочить, но только в это мгновение понял, что силы меня покидают.